"Король" с Арбата
Шрифт:
– Проси.
Я мигом во двор, тяну за руку Костю. У дверей Костя поддул нижней губой свой чубчик, порылся в карманах, сунул мне кусочек настоящей кинопленки.
– Из «Чапаева».
Сейчас на скамейке мы рассматриваем на свет эту пленку.
В кадре как живые Чапаев и Фурманов на мосту. Много кадриков, и все они одинаковые. Женька протягивает ножичек:
– Дели на всех.
Я уже было согласился, но вдруг Лева заорал:
– Да они же все разные! Смотрите! Смотрите!
И верно, если внимательно смотреть, то кадрики действительно все разные. Вот Чапаев чуть повернул голову, а вот уже голова повернута больше, а вот уже Чапаев совсем смотрит на Фурманова и чуть протянул руку. А потом рука протягивается все дальше и дальше, пока не встретилась с рукой Фурманова. И вот они уже поздоровались.
– Ура!
– Ха-ха! Банзай!
– Мировецки!
– захлопал в ладоши Славик.
– Что ты видел?
– подозрительно спрашивает его Лева.
– Чапаев скачет на коне, - не моргнув, пояснил Славик.
Мы переглянулись. Может быть, нам по-другому кажется. Решили все как следует проверить на ребенке.
Установили Славика на скамейке. Женька сложил ладонь трубочкой, приставил Славику к глазу. Я быстро дернул пленку.
– Ну, что ты видел?
– Еще раз давайте,- просит Славик. Мы повторили опыт.
– Ну?
Славик чуточку задумывается:
– Чапаев утонул. Одна вода осталась.
– Тетя твоя утонула. Катись отсюда. Лева предлагает:
– Спросим у Кости.
Я с пленкой, как со знаменем, бегом домой, за мной ребята. Ворвались в квартиру.
– Костя, открытие! Люди двигаются!
Костя стряхивает лепестки ромашки с колен, берет из рук пленку.
Нонка книгой закрылась. Увлеклась. На обложке название: «Памятка охотнику».
– Значит так,- покашливает Костя,- сейчас у нас в проекторе пленка идет со скоростью двадцать четыре кадра в секунду…
– А раньше восемнадцать в секунду,- подсказывает из-за книги Нонка.
– Совершенно правильно,- поправляется Костя.- Раньше восемнадцать. Усвоила, молодец.
Потом Костя долго повторял разные вкусные слова, как «обтюратор», «мальтийский крест», «эксцентрик», «перфорации» и «синхронно».
Мы ничего не поняли, но слушать его было очень интересно. Нонка вздохнула: «О боже!» - и ушла на кухню греметь посудой.
Лева протер очки, спросил серьезно:
– А как же совпадает изображение со звуком?
Мы все посмотрели на него с уважением. Костя помолчал тоскливо, обернулся на кухню.
– Ну,
– Алешка, сходи за хлебом,- это голос Нонки.
– Славик сходит,-предлагаем мы.- Ему дадут. Сбегаешь, Славик?
– Угу,- соглашается мальчуган.
– Алешка, кончился керосин,- опять голос Нонки.
– А я же тебе плитку починил,- вспомнил я.
– Вот здесь сбоку идет звуковая дорожка,- почему-то вяло начал Костя.
– Алешка, купи к чаю пастилы,- очень тихо просит Нонка, но я все-таки услышал.
Мы дружно направляемся к дверям, и только Лева остался слушать объяснение Кости.
На улице он нас догнал, запыхался:
– Нонка полы начала мыть.
На обратном пути из магазина мы тихонько зашли во двор кинотеатра «Кадр». Вот кинобудка. Дверь открыта. Около аппарата прохаживается Костин помощник. Мерно стрекочет в сиянии голубого света киноаппарат. Наверное, сейчас в нем крутятся, щелкают, жужжат разные обтюраторы, барабанчики, эксцентрики, мальтийские кресты. И несется такая же пленка, что у меня в кармане, со скоростью двадцать четыре кадра в секунду.
А зрители, чудаки, сидят себе в зале, смотрят на экран и ничего этого не знают. Только и умеют, что орать: «Рамку!»
В верхней катушке, или, как называет ее Костя, бобине, сейчас заряжен большой моток пленки и, пока он будет раскручиваться, пока съест его аппарат,- люди увидят, как все ближе и ближе приближаются каппелевские цепи к ча-паевцам, увидят, как, стиснув зубы, вцепившись в ручки дрожащего горячего пулемета, выкашивает Анка черные ряды каппелевцев.
Это все будет на экране. А вот здесь, с другой стороны, просто моток пленки и ровно гудит, пощелкивая, киноаппарат. Где-то внутри его спрятаны загадочные эксцентрики и мальтийские кресты.
Зрители услышат оглушающую пулеметную стрельбу, мощные разрывы снарядов и крики «ура!», а здесь, с другой стороны, всего лишь бежит звуковая дорожка. На пленке - это просто маленькие черточки, а в зале слышен голос самого Чапаева:
– Там лучшие сыны народа жизни свои кладут за наше революционное дело. А вы? Кровью искупить вину свою! Я сам впереди пойду!
Мы зачарованно смотрим на все это волшебное царство техники, и я с тоской думаю:
«Зря ты, Нонка, воображаешь перед Костей».
Уже дома перед сном я долго рассказываю Нонке, какое это великое дело управлять киноаппаратом. Нонка моет в тазу голову, и я не уверен, слышит она что-нибудь или нет.
Наконец погас свет, и я с надеждой спрашиваю:
– Ну, как тебе Костя?
– Голова у твоего Кости для противогаза,- говорит сонно Нонка,- целый час сидел и все про киноаппарат. Что я, в политехническом музее, что ли?
– Балда ты,- говорю я вполне уверенно. Утром к нам кто-то стучит в окно.
– Мама!-кричит Нонка.- Алешка, вставай, мама приехала!