"Король" с Арбата
Шрифт:
Потом, наверное, Гога хвалится велосипедом и своим отцом, знаменитым адвокатом. А когда он капнет на скатерть вареньем, то Лариска и ее мать, конечно, суетятся:
– Ах, ничего, ничего. Отстирается.
После чая опять будут танцевать. И ее папа, наверное, толкнет маму:
– Посмотри-ка на них!
А потом Гога начнет читать свою поэму про полярников.
Как- то у нас в школе был вечер, посвященный покорению Северного полюса. Гога написал поэму. Она называется «Ледяная симфония». Он
Когда он прочел свои стихи, мы захлопали, а Лариска кричала «бис!», крутилась на стуле, ко всем оборачивалась:
– Это он сам сочинил! А мне в альбом еще лучше написал. Классик!
Из школы мы идем все вместе. Лариска вплотную с Го-гой, а мы почтительно рядом. Шагаем, слушаем.
– Вообще-то им такую поэму не стоило посвящать,- говорит Гога.- Они там государственный ледокол утопили, а мы кричим «ура!».
– Да ты что? Они же герои,- торопится Женька,- они же на льдине жили.
– Странно,- пожимает плечами Гога,- а куда же им еще деваться? Боролись за свою жизнь, и все.
Мы даже остановились, не знаем, что сказать.
– А почему же ты об этом в поэме не написал? Гога смеется. Смеется и Лариска:
– Чудаки!
– Детский сад!
Дома за чаем я рассказываю о Гогиной поэме и говорю маме, что челюскинцы никакие не герои, они государственный ледокол утопили.
– Сам додумался?
– вмешивается Нонка.
– Нет, Гога объяснял.
– Значит, все кругом называют челюскинцев героями,, только твой Гога против?
– прищуривается Нонка.- Так?
– Ну, так,- соглашаюсь я.
– Значит, они ледокол утопили?
– наседает Нонка.
– Тише вы, политики,- косится на окно мама.
– Дурак твой Гога,- заключает Нонка.
– Нет, он умный. Он много знает.
– Много знает, да мало понимает.
– А это не все равно?
Нонка прихлебывает чай, задумывается. Я смотрю на маму. Она качает головой, улыбается каким-то своим далеким мыслям:
– Нет, сынок, это не одно и то же. Я в жизни видела… Вот сейчас он, наверное, читает эту свою поэму, и все
слушают. Лариска тоже.
А что хорошего в этой Лариске? Так себе, ничего особенного нет.
Вот в школе на литературе мы разбирали образ одного героя. Я взял в тетрадке провел линию. И выписал с левой стороны все отрицательные качества, а с правой - положительные. Положительных набралось больше. Значит, герои хороший человек.
Необязательно нужно выписывать в тетрадке. Можно и на руках. В темноте это удобно. Пальцы на левой руке - отрицательные качества, а на правой - все хорошее.
Начал с левой руки:
Поет Плохо - раз.
Мышей боится - два.
На правой ноге большой палец
«Красных дьяволят» не читала - четыре.
Когда играет в пряталки, то жулит - пять.
На меня не смотрит - шесть.
Перешел на правую руку:
Косы белые - раз.
Учится на «отлично» - два.
На гитаре играет - три.
Красивая, зараза,- четыре.
Знает, как звали лошадь какого-то Вронского. «Фру-фру» - пять.
Танцевать умеет - шесть. Кажется, все. Шесть на шесть. Вернулась Нонка, погасила свет, улеглась.
– Нона,- шепчу я,- ты не спишь?
– Чего тебе?
– Научи меня танцевать.
…Утром разбудил почтальон. Нонка кричит:
– Алеша, тебе пакет! Распишись.
Я рывком на кухню. В самом деле на столе пакет, почтальон карандаш сует в руки. На пакете наш адрес, только нет номера квартиры. Внизу крупно написано: Алеше Гриб-кову, а вверху напечатано: «Киевский райком комсомола».
Нонка пакет не дает, на свет смотрит, осторожно надрывает. Выпал большой лист. На нем чертеж. У угла написано: «Самодельный широкопленочный кинопроектор».
– Фу, какая чепуха!
– говорит Нонка.
Я уже во дворе. Выбежал на середину, два пальца в рот, чертеж над головой.
Высунулись ребячьи головы и, конечно, намыленный Ла-рискин отец.
– Есть чертеж самодельного аппарата!
– ору я. Подошла тетя Дуся, потрогала чертеж, подозрительно спросила:
– Самогонку гоните?
Мы сидим на скамейке. Чертеж на коленях подпрыгивает.
– А где же тут мальтийский крест?
– трет затылок Лева.
И в самом деле нигде нет мальтийского креста.
– Чем же лента передвигается?
– спрашиваем мы друг друга.
Лева водит пальцем по чертежу, бормочет:
– Обтюратор есть, барабаны есть, это осветительная часть, вот фильмовый канал, объектив, бобины, две конических шестеренки. А вот написано: «грейферный узел». Что это? Зачем?
– Крючки какие-то,- говорит Женька и показывает два согнутых пальца. Лева смотрит на Женькину руку, задумывается.
– А ну-ка, сделай еще,- просит он Женьку.- Алешка, тащи нашу пленку!
– Чаю хоть выпей,- говорит дома Нонка.
– Ноночка, некогда,- кричу я.- Дай я тебя поцелую.
– Тьфу, сумасшедший.
Лева пристроил пленку к согнутым Женькиным пальцам. Заставил Женьку водить рукой вдоль пленки сверху вниз.
– Понятно!
– кричит Лева.- Вот этими лапками грейфер протягивает пленку. И не нужен мальтийский крест! Ура!
– Ха-ха!
– Банзай!
– Мировецки!
– подбрасывает Славик свой картузик с пуговицей.
Из Ларискиного парадного выходит с портфелем ее отец. Остановился, разглядывая нас, нахмурился, идет к скамейке.