Король снов
Шрифт:
Двадцать лет, а Тизмет все продолжает навещать его.
И она и ее брат давно уже мертвы, мертвы и забыты, забыты настолько, что даже их собственный отец не знал о том, что они когда-то существовали. Это сделали волшебники Престимиона сразу же после сражения у Тегомарского гребня, прямо на поле только что закончившейся битвы: величайшим магическим действом они стерли из памяти всех обитателей планеты любые воспоминания о мятеже Корсибара.
Но Престимион не забыл. И даже после всех этих лет, проведенных с Вараиль, которую он искренне и неослабно любил, Тизмет снова и снова возвращалась в его беззащитное спящее сознание. Он знал, что никогда не избавится от той власти, которую она имела над
— Теперь я вас покину, мой лорд, — сказал Фалко. — Вы, наверное, снова ляжете спать. До рассвета еще три часа.
— Да, оставь меня, — согласился Престимион.
Но он не стал укладываться в постель. Прерванное сновидение наверняка только и дожидалось, пока он снова закроет глаза. Достав из окованного бронзой сундучка портфель с официальными документами, ожидающими его подписи, который корональ всегда и всюду возил с собой, он принялся за работу. Таких документов у него ежедневно скапливалось по пятьдесят, а то и по сотне штук; большая часть из них была состряпана трудолюбивыми чиновниками понтифексата, а некоторые выходили из его собственных правительственных канцелярий.
В основном это были весьма незначительные бумаги, воззвания и декреты, торговые соглашения между различными провинциями, поправки в таможенный кодекс — обычная текучка, чтение которой другие коронали, как правило, перекладывали на своих помощников, а те составляли краткое — из одной-трех фраз — описание. Его-то и просматривал корональ, перед тем как поставить свою подпись. Бумаги из Лабиринта, те, что уже были одобрены понтифексом или кем-то, действующим от его имени, даже не требовали внимания короналя, а лишь его подписи ниже первой. Согласно закону, корональ имел право отклонить любой документ, подписанный понтифексом, и отправить его обратно в Лабиринт для повторного рассмотрения, но никто не помнил, чтобы хоть кто-то из них когда-либо воспользовался этим правом. Однако Престимион старался лично прочесть как можно больше подобных документов. Главной причиной такого поведения было, конечно, его высокое чувство долга, но, помимо этого, он находил странное успокоение, когда в такие вот ночи погружался в почти бессмысленную, но утомительную и отупляющую работу.
До рассвета оставался еще час, а то и два, когда он услышал шум во внутреннем дворе: открылись ворота, . загудел парящий экипаж, басовитый, привыкший командовать голос громко позвал привратника. Странно, подумал Престимион, кто-то глубокой ночью вваливается в королевскую гостиницу, да еще и устраивает такой шум…
Он поднялся и выглянул в окно.
Парящий экипаж с крупно нарисованной эмблемой короналя — знаком Горящей Звезды — принадлежал Замку. Из него вылез высокий и грузный человек в подпоясанном алом плаще до самых щиколоток. Глядя на широченные плечи и мощную грудь, Престимион подумал сначала, что это Гиялорис; но этот человек с большим выпирающим животом был даже еще массивнее, чем Великий адмирал, и по сравнению с ним богатырь Гиялорис мог бы показаться чуть ли не стройным юношей. И говорил он с чистым произношением, свойственным обитателям Замковой горы, а не с пришепетывающим пилиплокским акцентом, из-за которого речь Гиялориса иногда казалась почти смешной. Вглядевшись получше, Престимион понял, что это может быть только Навигорн.
Навигорн здесь? Но почему? Что случилось?
— Фалко! — негромко позвал Престимион. Камердинер почти мгновенно возник в дверях.
Преодолев три пролета лестницы, Навигорн сильно запыхался и раскраснелся. Он на мгновение приостановился в дверях и оперся о косяк — его пошатывало. В противоположность низкорослому Престимиону он был высоким и очень крупным.
— Престимион, я… только что… прибыл… прямо… из… Замка, — выдавил он, с трудом переводя дух. — Я выехал вчера в полдень и ехал без остановки. — Навигорн осторожно опустил свое массивное тело в одно из кресел, стоявших около окна.
Изящное резное сиденье из золотого дерева каматерос жалобно скрипнуло под его тяжестью, но выдержало.
— Вы не будете возражать, если я присяду, Престимион? Бегать по лестницам… — Он усмехнулся. — Похоже, я далек от своей лучшей боевой формы.
— Сидите, сидите. Кроме того, сидя вы занимаете гораздо меньше места.
Навигорн поерзал, устраиваясь поудобнее. Престимион выждал, сколько требовало приличие, и лишь тогда спросил:
— Что привело вас сюда, Навигорн? Неужели какие-то плохие новости?
Тот поднял глаза, встретившись с взглядом Престимиона. Казалось, что он подыскивает подходящие слова.
— У понтифекса, возможно, удар.
— Ах, — откликнулся Престимион (звук был такой, словно его ударили кулаком в грудь). — Удар?! Возможно, удар вы сказали?
— Никакого подтверждения не поступило. Я приношу извинения, Престимион, за то, что разбудил вас, чтобы сообщить такое известие, но…
— Вообще-то я не спал, — Престимион указал на бумаги, разбросанные по столу. — Расскажите, что еще известно об этом ударе. Об этом… возможном ударе.
— Пришла депеша из Лабиринта. Рука потеряла чувствительность, нога не двигается. Вызвали магов.
— Он может умереть?
— Трудно сказать. Вы же знаете, Престимион, какой это крепкий старик. Он просто железный. — На мясистом лице Навигорна мелькнула болезненная гримаса. Он резко отвернулся; кресло протестующе заскрипело. Навигорн нахмурился, затем его лицо еще сильнее перекосилось. — Да, — произнес он после продолжительной паузы. — Да, вероятно, для него это начало конца. Правда, это всего лишь мое предположение, вы же понимаете. Просто интуиция. Но когда человеку девяносто лет, из которых он двадцать лет пробыл понтифексом, а еще сорок с лишним — короналем… Все знают: даже железо рано или поздно стареет. Я сожалею, Престимион.
— Сожалеете?
— Ни один корональ еще не хотел переселяться в Лабиринт.
— Но ни одного короналя эта участь не миновала, Навигорн. Неужели вы считаете, что я к этому не готов? — А затем, как будто желая возразить собственным словам, Престимион резко шагнул к буфету, где стояла бутыль с малдемарским вином, и наполнил бокал. — Хотите немного выпить? — спросил он.
— Выпить? В такой-то час? Ну конечно! Конечно, хочу.
Престимион подал ему бокал и наполнил другой для себя. Они пили молча, но в голове Престимиона стремительно проносились мысли одна неприятнее другой.
Держа бокал в руке, он прошелся по комнате.
— Как вы думаете, Навигорн, что мне следует делать? Немедленно вернуться в Замок и ждать развития событий? Или же отправиться прямо в Лабиринт, чтобы изъявить свое почтение, пока его величество жив?
— Фраатейкс Рем, кажется, не считает смерть Конфалюма неизбежной. Я на вашем месте возвратился бы в Замок. Соберите совет, посоветуйтесь с леди Вараиль. А затем отправляйтесь в Лабиринт. — Навигорн посмотрел в потолок. Внезапно на его лице появилась широкая, не подходящая к теме разговора улыбка. — Отличное вино, Престимион! Наверняка из ваших фамильных виноградников!