Король снов
Шрифт:
Наконец-то он понял.
— Я люблю тебя, Келтрин. Это единственная причина, по которой я выжидал. Я думал, что время для этого еще не наступило. Я не хотел испортить нашу дружбу, поступая как все те, другие. И мне очень, очень жаль, что я так неверно все истолковал, что так ужасно…
Келтрин усмехнулась.
— Не надо жалеть. Все это прошло и забыто. А теперь…
— Теперь?..
Он потянулся к ней. Но Келтрин уклонилась от его объятия, перекатилась к краю бассейна и с громким всплеском свалилась в воду. Динитак вскочил и, подняв фонтан брызг, нырнул следом.
Она плыла посреди бассейна со всей скоростью, на которую была способна, за
Так началась их любовь. А потом все у них пошло совершенно гладко. Келтрин вскоре стала понимать, что в необычном аскетизме Динитака существовали определенные, им самим установленные ограничения, а жесткий кодекс ценностей, которыми он руководствовался, все же не мог быть ограничен только черным и белым цветами. На самом деле Динитак вовсе не был аскетом; страсть и вожделение были вовсе не чужды его натуре. Но он считал, что жизнь должна идти в соответствии с его уникальным разграничением на должное и не должное, и Келтрин понимала, что не всегда будет способна предугадать, что есть что.
Несколько следующих недель они проводили все ночи в объятиях друг друга, и в конце концов стало казаться, что им следует сделать небольшую передышку, чтобы как следует выспаться. Поездка Динитака в Малдемар как раз давала такую возможность. Давала слишком щедро — стала думать Келтрин на второй день его отсутствия. Она отнюдь не устала от него, как, впрочем, и он от нее.
Два раза в неделю она занималась фехтованием с Аудхари Стойензарским. После отъезда Септаха Мелайна в Лабиринт фехтовальный класс распался, но они с Аудхари, несмотря на это, продолжали встречаться. Фулкари некоторое время была убеждена, что там завязывается роман, но в этом случае Фулкари ошибалась. Келтрин всегда расценивала большого добродушного Аудхари как друга, и только друга.
Он давно начал догадываться, что в ее жизни что-то изменилось. Возможно, ее выдали темные полукружия под глазами или же некоторая замедленность ее реакции, связанная с постоянным недосыпанием. Или же, думала Келтрин, может быть, девушек, начавших половую жизнь, окружает какая-то аура, видимый ореол, связанный с утратой невинности, который без труда может разглядеть каждый мужчина.
И в конце концов Аудхари упомянул об этом.
— С тобой последние дни что-то не так, — заметил он после одной из схваток на рапирах. Они давно уже перешли на ты, как это было принято у молодежи всех сословий.
— Неужели? И что бы это могло быть?
Он рассмеялся.
— Я не могу точно сказать.
Они не стали тогда развивать эту тему. Аудхари, казалось, сожалел о том, что вообще затронул ее, а Келтрин, естественно, не стремилась прояснять все до конца.
Тем не менее она снова и снова возвращалась к двусмысленным словам Аудхари. Почему он не мог сказать? Потому ли, что на самом деле не знал, что же в ней изменилось? Или же считал, что говорить с нею о таких вещах неловко? Хотя он больше не возвращался к этому разговору, Келтрин казалось тем не менее, что самый тон его обращения к ней стал иным, возможно, более игривым. Он между прочим сказал ей, что она, судя по всему, недосыпает. Заметил, что в ее походке появилась новая притягательная сексуальность. А ведь раньше он никогда не говорил ей ничего подобного.
Она спросила об этом Фулкари, а сестра ответила ей, что мужчины часто меняют стиль
— Но я не стала доступной! — возмутилась Келтрин. — И уж во всяком случае, не для него.
— Даже в этом случае. Все твои манеры заметно изменились. И он мог принять это за обнадеживающий признак.
Келтрин не очень-то понравилось предположение о том, что все мужчины Замка способны сразу определить, что она с кем-то спит. Она была все еще слишком плохо знакома с миром взрослых, чтобы чувствовать себя в нем как дома; ей хотелось держать свои отношения с Динитаком втайне от всех, не сообщая о своем переходе в разряд взрослых никому, кроме, возможно, сестры. Мысль о том, что Аудхари или кто-то еще мог, взглянув на нее, сразу понять, что она делала это с кем-то, и потому решить, что она, может быть, захочет сделать это еще и с ним, была тревожной и даже оскорбительной.
Возможно, думала Келтрин, она неправильно понимает происходящее. Она надеялась, что так оно и было. Ей меньше всего на свете хотелось, чтобы ее добрый искренний друг Аудхари начал делать ей нескромные предложения.
Тем не менее она, по совету своей горничной, как-то в Звездный день спустилась на один из нижних уровней Замка, в его торговую часть, и купила у торговца волшебными товарами изящно сплетенный из проволоки крошечный амулет — он именовался фокало, — предназначенный для избавления от нежелательного внимания мужчин. И в первый же раз, отправляясь на занятия фехтованием с Аудхари, прицепила его к воротнику своей фехтовальной куртки.
Аудхари заметил амулет с первого же взгляда.
— Для чего ты это нацепила, Келтрин? — рассмеялся он.
— Просто нацепила, и все, — резко отозвалась она, почувствовав, что щеки у нее вспыхнули ярким огнем.
— Тебе кто-то досаждает? Ведь девушки именно поэтому носят фокало. Чтобы дать понять, отстань от меня.
— Ну…
— Постой, постой… Келтрин, это не меня ли ты опасаешься?
— Честно говоря, — начала она, чувствуя себя невыразимо взволнованной, но понимая, что у нее нет никакого выхода, кроме как высказаться до конца, — последнее время мне стало казаться, что отношения между нами стали какими-то не такими. Или, возможно, мне это просто кажется. Твои слова о том, что моя походка стала сексуальной, и еще много подобных вещей. Может быть, я во всем не права, но… о, Аудхари, я сама не знаю, что хочу сказать…
Он был, похоже, больше удивлен, чем рассержен.
— Вообще-то я и не думал, что ты можешь таким вот образом истолковать мои слова. Но могу твердо сказать тебе одну вещь: когда ты рядом со мной, фокало тебе не нужен. Я с первого нашего знакомства твердо знал, что совершенно не привлекаю тебя.
— Как друг очень привлекаешь. И как партнер по фехтованию.
— Да. Но только так, и никак иначе. Это было очень легко угадать. Ну, а сейчас у тебя появился любовник, правда? Так зачем же тебе связываться со мною?
— Ты и об этом знаешь?
— Келтрин, это же крупными буквами написано на твоем лице. Даже десятилетний мальчишка и то понял бы. Ну и слава Божеству — вот и все, что я могу сказать! Кто бы он ни был, этому парню по-настоящему повезло. — Аудхари сдвинул защитную маску на лицо. — А нам теперь, думаю, пора приниматься за дело. Защищайся, Келтрин! Раз! Два! Три!
— Я не собираюсь вторгаться в твою личную жизнь, Динитак, — сказал Деккерет, — но Фулкари рассказала мне, что ты в последние недели много общался с ее сестрой.