Король среди ветвей
Шрифт:
Пока мы сидели, прислонясь к толстому стволу, бывшая с нами белая ищейка что-то вынюхивала вокруг. Король, откинувшись на ствол, наполовину закрыл глаза. Внезапно ищейка метнулась, преследуя кролика, и исчезла в подросте.
Она была одной из любимейших собак Короля. Он позвал ее, затем со вздохом поднялся и отправился на поиски. Я следовал за ним между стволами, стоявшими столь тесно, что конь здесь никак не прошел бы. Подрост становился все гуще, сквозь него пробивались папоротники, длинные, как клинок меча, и внезапно мы выбрались на полянку. Нам открылась крестьянская хижина — тростниковая крыша, каркас из неокорённых стволов с переплетенными ветвями, замазанными глиной, из-под которой они кое-где проступали.
Король положил ладонь
На устланном тростником земляном полу возлежали в своих мантиях спящие Королева с Тристаном. Оба полностью одетые, в туниках и накидках, они лежали лицом друг к другу, так что губы их разделяло расстояние, не большее ширины ладони. Между ними покоился на одеяле обнаженный меч Тристана. Солнечный луч, проникая в окно, косо тянулся во мгле, ударяя в щеку Королевы, в кончик меча, в плечо Тристана.
Король долго смотрел как эти двое лежат перед ним, мирно дыша. Локон Королевы подрагивал, колеблемый дыханием Тристана.
Я взглянул на лицо Короля, увидел страшное смятение радости и отчаяния и отвернулся.
Приложив палец к губам, Король вытащил меч из ножен и бесшумно обогнул хижину, направляясь к ее двери. Сквозь оконце я увидел, как отворяется дверь. Король, подступив к спящей паре, стоял, глядя на нее сверху вниз, с мечом, воздетым, словно для удара. Затем склонился, осторожно взял меч Тристана, и положил между спящими свой.
Он постоял, вглядываясь в лежащих бок о бок Тристана и Королеву, в солнце на ее щеках, в подрагивание пряди под дыханьем Тристана. На миг у меня возникло странное чувство, что он собирается лечь рядом с ними. Но тут Король повернулся и вышел из хижины на поляну.
Он заговорил, лишь когда мы вернулись к коням. «Любовники лежат нагими», — сказал он. Близкий шорох заставил его резко поворотиться, сжимая рукоять тристанова меча.
Но то была всего лишь белая ищейка, продиравшаяся сквозь подрост, — хвост буйно молотит вправо-влево, вся шкура в репьях.
Любовники лежат нагими: Королева с Тристаном невинны. Между ними меч: истинный знак и символ этой невинности. Тристан с Королевой, став жертвами ревности и злобных наветов, бегут в темный лес, где он охраняет ее, словно брат. Когда она омывается в потоке, Тристан стоит у воды на страже, обнажив меч, озирая лес в поисках грозящей опасности. Ночами они снимают с себя лишь мантии. И меч лежит между ними, пока они спят.
Как же должен был настрадаться Король, чтобы уверовать в это.
В замке великая радость. Столы и скамьи вынесены из высокой залы, дабы освободить место для игр и танцев; менестрели поют о приключениях Артура и Гавейна. Тристан с Королевой вернулись! — призванные Королем, прощенные Советом, ласково встреченные двором. Смех Короля звенит средь пирующих. Тристан сидит по правую его руку, Королева по левую; он переводит с одного на другую счастливый взгляд. Он словно бы празднует приезд молодого принца и его нареченной.
Он дал обоим свободу гулять где и когда им захочется. И даже попросил Королеву не расставаться с Тристаном, когда самого его рядом не будет. Дни идут, и Король покидает замок на все большие сроки, охотясь с рыцарями и баронами в королевском лесу за плодовым садом. Начинает казаться, будто он оставляет Королеву Тристану на день в обмен на ночи, которые Королева проводит в его постели.
Они же не пожирают более друг друга обожающими взглядами, но ведут себя сдержанно и благоразумно, как то и подобает королевским жене и племяннику. Верно, что Королева, сопровождаемая Тристаном, временами навещает женские покои или свой обнесенный стеною сад, однако отсутствуют они время столь краткое, что возбуждают скорее озадаченность, нежели клеветы. Почти похоже на то, что по возвращении из леса де ла Рош Соваж, Королева с Тристаном договорились держаться на расстоянии друг от друга, дабы выказать Королю свою благодарность.
Возможно ли, что нечто переменилось между ними?
Все страннее
Даже Король сознает происшедшую с ними перемену. Он вглядывается в их лица и не может перехватить ни укромного взгляда, ни разоблачительной бледности. Оба нежны и невинны, как дети. Иногда Тристан отправляется с Королем на соколиную ловитву, а Королева тем временем играет на арфе или вышивает с камеристками в женском покое.
Короля, которому прежде не по силам было сносить страстные взгляды любовников, начинает теперь тревожить эта новая благопристойность.
Ночами Король с Королевой предаются в их опочивальне любви. И больше я уж не слышу ни скрипа дубовой двери, ни тихого звука шагов, удаляющихся от тристановой спальни.
Великий покой воцарился в замке.
Я понял! Понял! Пустячное происшествие, случившееся нынче, стало для меня озарением, одним из тех внезапных всплесков постижения — резких, как запах, — стремительных, как выпад меча, — отчетливых, как алая хоругвь в лазурном небе — но к чему эта рапсодическая цветистость, столь неприятная в старом, иссеченном в сражениях рыцаре? Угомонись, Томас.
Все произошло под вечер, за ужином, сразу после благодарственной молитвы. Король, возвратившийся с охоты несколько раньше обычного, сидел в своем резном кресле во главе стола — с Королевой ошую и Тристаном одесную. Неожиданно он, простря обе руки, сжал ладони Королевы и Тристана, одарив их поочередно взорами пылкой привязанности. Выпустив их ладони, Король повернулся к главному дворецкому, приближавшемуся с блюдом хлеба и масла. И в этот миг Королева с Тристаном обменялись взглядом столь мгновенным, что то был не столько взгляд, сколько сорвавшаяся попытка взгляда, перебив во взорах, направленных куда-то еще — но этот промельк, эта тень промедления, дала мне понимание — в нахлыве чувств, от которого кожа моя согрелась, — всей предыстории их таинственного поведения. Я увидел в этих взглядах довольство, подтверждение того, что замысел их успешно осуществляется — замысел, который теперь прозрачно мне ясен. Они согласились, ведомые мощью восторженной их любви, воздержаться на время от страстных дурачеств — из сочувствия к Королю. Похоже, жизнь в лесу де ла Рош Соваж наполнила обоих такой уверенностью друг в друге, что они могут теперь позволить себе и послушание.
Понимает ли Король, что они снисходят к нему? Не в этом ли понимании и сокрыт источник его смятения?
Королю не по силам скрывать досаду. Возможно, конечно, что он подозревает наличие неких уловок, новейших обманов, измышленных изобретательными любовниками. Или он чувствует страшную мощь любви, способной позволить себе и самоотречение?
Поутру, после капеллы, мы с Королем прогулялись по замковому двору. Заглянули в кречатню, посмотреть на нового норвежского кречета, который, сказывают, превосходит быстротою всех наших птиц. В сумраке кречатни стоял, с накрытым клобучком соколом на запястье, Тристан. Король и он переговорили о новом кречете, которого сокольничий натаскивал о ту пору в поле близ плодового сада. Затем Король попросил Тристана заглянуть к Королеве, пребывавшей со своими камеристками в женском покое. Тристан, помявшись, сказал, что обещал присутствовать при натаске кречета, после чего он, если таково желание Короля, готов навестить Королеву. Король твердо повторил свою просьбу. Тристан пересадил птицу на насест и медленно удалился в сторону женских покоев.