Король Теней

МакКаммон Роберт Рик

— Прости меня, — сказал он. Возможно, это был единственный раз, когда он произнес эти слова. Он не помнил, произносил ли их, убивая людей в оранжевой палатке.

Затем он отпустил тело.

Лицо, застывшее в смерти, не выражало ничего: ни ужаса, ни ярости, ни жажды крови. Ничего, кроме безмятежного покоя. Его снова поглотило болото. Хадсон отвернулся от тела, прижал руку к кровоточащему боку и, пошатываясь, побрел вперед.

Он не рассчитывал уйти далеко, прежде чем у него подкосятся ноги, но увидел впереди привязанную пегую лошадь. Он подумал, что неправильно оставлять ее привязанной

здесь и обрекать на смерть, поэтому он дохромал до дерева и отвязал лошадь. Потянув за поводья, он развернул ее и направил обратно, к твердой земле.

От боли ему казалось, что внутренности выходят наружу через рану, но, осмелившись посмотреть, он увидел только темно-красную кровь и уродливый порез.

Спустя некоторое время он и лошадь ступили на твердую почву, и зрение Хадсона поплыло, все накрыло мутной кроваво-красной пеленой, однако он решил приложить последнее усилие, чтобы сесть в седло.

У него не вышло ни с первой попытки, ни со второй, ни с третьей. Он знал, что четвертая попытка станет для него последний, поэтому отчаянно боролся с гравитацией, словно альпинист, взбирающийся на особо опасную вершину. Он наполовину сидел в седле, наполовину свешивался с него в течение нескольких мучительно долгих секунд, но использовал каждую унцию силы и, наконец, сел верхом, хотя его ноги не могли найти стремена.

Он дернул поводья с силой школьника, прихлопнувшего муху. Лошадь тронулась в путь, надеясь вернуться домой. Они ушли не очень далеко, когда Хадсон услышал звериный рев, поднявшийся над деревьями — такой громкий и такой близкий, что лошадь вздрогнула и подпрыгнула. Что бы это ни было, Хадсон предположил, что оно приближалось с северо-запада и находилось примерно в двух милях от него.

Но сейчас его это не волновало. Он наклонился вперед к шее лошади и выпустил поводья из ослабевших рук. Его глаза закрылись.

Лошадь продолжала идти.

Хадсон то выходил из бреда, то снова впадал в него. Приходя в себя, он чувствовал, как солнечный жар обжигает ему спину. Мысли переключились с ран на реальность его угасающей жизни. Хотел ли он по-настоящему стать рыбаком и до конца своих дней жить счастливо на этом острове? Как он мог когда-либо помышлять об этом? Он не был предназначен для такой жизни. Он должен был уйти именно так, на острие меча. Он был солдатом и должен был сражаться в честном бою — он понимал это всей душой.

Рыбак? Нет, он никогда не надеялся на это по-настоящему. Ведь так?

Ему казалось очень важным найти Брома, потому что он хотел сказать своему другу, что им нужно убираться с этого острова. Что-то в этом месте было смертельно опасным. Оно меняло людей, делая их не теми, кем они когда-то были. Как важно было сказать об этом...

— Бром! — позвал он, но мертвый товарищ не ответил. Хадсон попытался снова, закричав так громко, как только мог: — Бром!

И с этим едва слышным шепотом Хадсон Грейтхауз соскользнул с лошади и замер на земле. Над ним в ярко-синем небе кричали чайки, выписывая безумные круги.

Глава тридцать третья

В полдень, под палящим солнцем, Маккавей ДеКей снова стоял

перед дверью Апаулины. Он дотронулся до своей маски. Даже под тенью шляпы воск начал размягчаться.

Бродя по улицам, ДеКей заметил одну странность: на каждой двери были мелом написаны номера. У Апаулины был номер 181.

Ему нужно было кое-что сделать, прежде чем постучать в дверь. Он снял шляпу, переломил перо пополам, а затем вернул на ее на голову, прячась в спасительную тень, которая в этот жаркий день была скудной. Сжав кулак, он постучал в дверь, потому что теперь ему действительно нужна была помощь Апаулины — без нее он бы не достал новое перо.

Два часа назад ДеКей отправился во дворец на поиски Фрателло и нашел его в маленькой освещенной лампой и скрытой золотыми занавесками комнате слева от лестницы. Фрателло сидел за украшенным резьбой столом и что-то писал в большой книге в кожаном переплете с пожелтевшими страницами. Когда ДеКей вошел в комнату, Фрателло мгновенно закрыл книгу и вернул перо на подставку рядом с чернильницей, сделанной из морской раковины размером с кулак.

— Он уже в пути, — сказал ДеКей. — Я не очень верю, что Грейтхауз сможет вернуть Брома, но он хотя бы попытается.

— Король Фавор благодарен вам. И я тоже, — сказал Фрателло.

— Я сожалею о случившемся.

— Я понимаю. — Фрателло снова взял перо, но не спешил открывать книгу. ДеКей колебался и не уходил, поэтому маленький человечек выжидающе приподнял свои косматые белые брови. — У вас что-то еще?

— Вулкан. Он… вел себя так в последнее время?

— Такое бывает, — последовал короткий ответ. — Но это не ваша забота. Меры уже были приняты.

— Меры? Какие?

— Это не ваша забота, — повторил Фрателло. — Я просто скажу, что мы приняли меры по поводу этой ситуации.

— Мне трудно понять, какие меры можно принять, когда речь идет о действующем вулкане. Вы ведь понимаете, что извержение может уничтожить весь остров?

— Конечно, мы это понимаем. А теперь я вынужден просить вас уйти. Хорошего дня. У меня есть работа, которую нужно сделать. — Фрателло поднял перо и положил другую руку на книгу.

— Мне кажется, — не унимался ДеКей, — что перспектива извержения вулкана должна вызвать больше… скажем так, напряженности.

— Сэр, — сухо сказал Фрателло. Его изборожденное морщинами лицо ничего не выражало. — Мы живем с этой ситуацией много лет. Вы здесь новичок, и вам не понять, как мы справляемся с перспективой извержения вулкана. А теперь успокойтесь. Я уверен, в это прекрасное утро у вас есть другие дела, кроме как стоять в этой комнате.

— У меня есть кое-что еще, о чем я хотел спросить, — сказал ДеКей. — Мне нужно больше узнать об Апаулине.

— Зачем? — Озорная улыбка скользнула по губам Фрателло. — У вас есть… как звучит это слово? Намерения на ее счет?

— Нет. Я просто… я хотел бы знать больше.

— Она милая женщина и превосходная швея, одна из тех, чей талант этому острову посчастливилось иметь. Что еще вы хотите услышать?

— Она замужем?

— Нет. Дело не в недостатке поклонников, просто у нее независимый характер. По крайней мере, я это слышал, — сказал Фрателло.