Король ворон
Шрифт:
Потому что не Чейнсо позвала Ронана. Это была истощённая Девочка-Сиротка. Она свернулась в невозможно маленькое существо на бесцветной траве позади внедорожника, больше напоминая кучу сваленной одежды. Она раскачивалась и отказывалась вставать. Когда Ронан прошипел ей что-то, она снова закричала ему в лицо. Это был не крик ребёнка, но крик твари.
Адам уже не раз видел, как Ронан делал сны реальными, и он знал, какими дикими и прекрасными, ужасающими и причудливыми они могли быть. Но эта девочка была больше всех, когда-либо виденных им, похожа на Ронана. Каким же перепуганным монстром она была!
— Это апокалипсис. Просто
— Она не хочет идти в лес, — сказал Ронан. Не церемонясь, он наклонился, подхватил девочку на руки и зашагал к кромке деревьев. Теперь было отчётливо видно, что её паучьи ножки, свисающие с его руки, заканчивались изящными копытцами.
С другой стороны от Адама Блу приложила пальцы к своим губам, а потом убрала их. Очень тихим голосом она произнесла:
— О, Ронан! — С тем же успехом кто-нибудь мог произнести: «Вот блин!»
Потому что это было невозможным. Создание из грёз казалось девочкой и не девочкой. Она была сироткой, а они не были родителями. Адам не мог правильно судить Ронана за его стремление грезить по максимуму; Адам точно так же торговался с магией, которую он понимал неидеально. Все эти дни они устремляли руки в небеса в надежде на появление комет. Разница была лишь в том, что необузданность и расширяющаяся вселенная Ронана Линча существовали в его собственной голове.
— Всё выше и выше[13], — сказал Гэнси.
Они последовали за Ронаном.
Внутри леса Энергетический пузырь роптал, шипящие голоса исходили от старых осенних деревьев и растворялись в старых замшелых валунах. Это место значило нечто иное для них для всех. Адам, смотритель леса, был связан сделкой, призвавшей быть его руками и глазами. Каким-то образом с лесом была связана способность Блу к усилению. Ронан, Грейворен, бывал здесь ещё задолго до всех них, настолько задолго, чтобы нацарапать на здешних камнях свой автограф. Гэнси... Гэнси просто любил этот лес, боязливо, восторженно, благоговейно.
Деревья у них над головами перешептывались на тайном языке и на латыни, а потом на испорченной версии обоих, перемежая их словами на английском. Они не знали ни одного английского слова, когда подростки их отыскали, но деревья учились. Быстро. Адам не мог не думать, что под этой языковой эволюцией скрывается какая-то тайна. Неужели ребята были действительно первыми носителями английского языка, с которыми столкнулись деревья? А если нет, то почему деревья только сейчас начали осваивать английский? Почему латынь?
Адам почти мог видеть правду, скрывающуюся за этой головоломкой.
— Salve[14], — поприветствовал деревья Гэнси, будучи всегда вежливым. Блу протянула руку и коснулась ветки; ей не нужны были слова, чтобы с ними поздороваться.
«Здравствуй», — ответили шелестом деревья. Листья затрепетали возле пальцев Блу.
— Адам? — позвал Гэнси.
— Дай мне секунду.
Они ждали, пока Адам сделает свои подношения. Потому что со временем и пространством нужно было договариваться на энергетической линии; была вероятность, что из леса они могли выйти в другое время или в другом месте, нежели входили. Этот феномен поначалу казался капризом леса, но со временем, когда Адам находил всё больше и больше согласия
Закрыв глаза, Адам позволил энергетической линии захватить его сердце на несколько ударов. Теперь он знал, в каком направлении она побежит у него под ногами, и мог чувствовать, как она пересекалась с другой линией где-то за мили отсюда слева от него, как она пересекалась ещё с двумя ещё дальше справа от него. Запрокинув голову, он ощутил покалывание звёзд над головой и осознал своё положение относительно них. Энергетический пузырь осторожно развернул свои плети внутри него, пробуя на вкус его настроение, не раздвигая границ этих дней, не давя на него, используя только его разум и глаза для поиска земли, которую нужно вскопать, чтобы обнаружить воду и камень для последующей ориентации.
Так как Адам практиковался во многих вещах, Адам был хорош во многих вещах, но это... как бы оно ни называлось? Предсказание будущего, предчувствие, магия, магия, магия. Он был не только хорош в этом, но и стремился к нему, жаждал, любил так, что чуть было не набросился на Энергетический пузырь с благодарностью. Он не знал, что мог так любить. Вернее, не был уверен. Они с Гэнси боролись за это чувство однажды... Гэнси как-то раз даже высказался с отвращением: «Прекрати считать её привилегией. Любовь — не привилегия». Но у Гэнси всегда была любовь, он всегда был способен на любовь. Теперь, когда Адам обнаружил это чувство в себе, он был более уверен, чем когда-либо, что прав. Потребность была ориентиром Адама, его пульсом спокойствия. Любовь была привилегией. Ему хотелось вспоминать снова и снова как её чувствовать.
Теперь, когда Адам полностью открыл свои чувства, Энергетический пузырь неумело пытался взаимодействовать со своим магом-человеком. Он взял его воспоминания, развернул их и вывернул наизнанку, перестраивая их для тайного языка грёз: лишайник на дереве; Блу едва не спотыкается, спешно отстраняясь от него; царапина на запястье; особые морщинки на коже у Ронана меж бровями, по которым Адам узнавал, что тот злится на него; змея, исчезающая под мутной поверхностью озера; большой палец Гэнси на его нижней губе; раскрытый клюв Чейнсо, и червь, выползающий из него, вместо того, чтобы оказаться уже внутри.
— Адам? — позвала Блу.
Он отвлёкся от своих мыслей.
— О, да. Я готов.
Она зашагали в лес. Сложно было сказать, сколько у них уйдет времени, чтобы добраться до места, где жила мама Ронана – иногда времени вообще не требовалось, а иногда тратилась целая вечность, на что с горечью жаловался Ронан, неся Девочку-Сиротку. Он пытался убедить её идти самостоятельно, но, стоило ему опустить её на ноги, как она, словно бескостная масса, тут же съёживалась в комок, оседая на землю. А он не тратил время на то, чтобы бороться с ней; он просто подхватывал её на руки со злым выражением лица.