Король ворон
Шрифт:
— Найди себе своё, — выдал он, но уже потерял охоту быть с ней жёстким, даже если это была просто честность. Она села около него, подтянув колени к груди.
Прижавшись щекой к прохладной почве, он тянулся дальше в землю. Кончики пальцев задевали личинки и дождевых червей, кротов и змей. Личинки раскручивались, когда он миновал их. Дождевые черви вливались в это путешествие. Мех кротов прижимался к нему. Змеи обматывали его руки. Он был всеми ими.
Он вздохнул.
Над землёй Девочка-Сиротка качалась и пела про себя немного жалобно, с тревогой глядя на небо.
— Periculosum, — предупредила она. — Suscitat[9].
А он не чувствовал никакой
— Это здесь, внизу, — сказал он. Грязь глотала его слова и направляла вверх новые побеги.
Девочка-Сиротка скрючилась у его ног и задрожала.
— Quid... — начала она, а потом продолжила, запинаясь, на английском: — Что это?
Кожа. Мерцающая, почти прозрачная. Он находился достаточно ниже поверхности леса, чтобы разглядеть фигуру посреди грязи. Она имела форму тела, будто оно зарождалось под землёй, будто оно ожидало, когда будет выкопано. Его структура ощущалась, как ткань мешка в комнате Меттью.
— Есть, — произнёс Ронан, когда его пальцы задели поверхность. «Помоги мне это удержать», — должно быть, он только подумал это, не сказал вслух.
Девочка-Сиротка начала плакать.
— Будь осторожен, будь осторожен.
Она едва закончила просьбу, как он ощутил...
Что-то.
Ко... кого-то?
Не прохладные, сухие чешуйки змей. Не тёплое, стремительное сердцебиение кротов. Не грязно-подвижную мягкость дождевых червей или гладкую, вялую плоть личинок.
Это была тьма.
Она просачивалась.
Это было не столько создание, сколько не-создание.
Ронан не ждал. Он узнал ночной кошмар, когда ощутил его.
— Девочка, — попросил он, — вытащи меня.
Он ухватил нагреженную кожу одной из рук-корней, стараясь побыстрее зафиксировать её ощущение в памяти. Вес, плотность, реалистичность.
Девочка-Сиротка скребла почву вокруг него, роясь, словно собака, издавая тихие испуганные звуки. Как же она ненавидела его грёзы.
Тьма, которая не была тьмой, подкрадывалась сквозь грязь. Она пожирала то, чего касалась. Вернее, что-то там было, а потом его не было.
— Быстрее, — рявкнул Ронан, отступая с кожей, зажатой в пальцах-корнях.
Он мог бы оставить нагреженную кожу и разбудить себя.
Но он не хотел её оставлять. Это могло бы сработать.
Девочка-Сиротка держала его за ногу или за руку, или за одну из его ветвей и тянула, тянула, тянула, стараясь вырвать его из земли.
— Кра, — зарыдала она.
Тьма разъедала. Если бы она схватила Ронана за руку, он мог бы проснуться без руки. Он собирался остановить череду своих потерь...
Девочка-Сиротка упала, рывком освободив его от почвы. Чернота взорвалась из земли позади него. Не думая, Ронан бросился на защиту девочки.
«Нет ничего невозможного», — произнёс лес или тьма, или Ронан.
Он проснулся. Обездвиженным, как было всегда, когда он приносил что-нибудь любых размеров из снов. Он не чувствовал рук. «Пожалуйста, — думал он, — пусть у меня ещё будут руки». И не чувствовал ног. «Пожалуйста, — думал он, — пусть меня ещё будут ноги». Он провёл несколько долгих минут, пялясь в потолок. Ронан находился в гостиной на старом клетчатом диване и смотрел на те же три трещины, что много лет составляли букву М. Пахло гикори и самшитом. Чейнсо хлопала крыльями над ним, пока не уселась на его левой ноге.
Так что у него всё ещё должна быть хотя бы одна нога. Сейчас он уже не смотрел на тьму и не смог
Медленно к пальцами возвращалась способность двигаться, должно быть, они всё ещё тоже имелись. Нагреженная кожа явилась вместе с ним и наполовину свисала с дивана. Она была тонкая и иллюзорная на вид, запачканная грязью и разорванная в клочья. У Ронана имелись конечности, но одежда шла в стирку. А ещё он был голоден.
Телефон зажужжал, и Чейнсо перелетела, хлопая крыльями, на спинку дивана. Обычно Ронан бы его не проверил, но он был слишком обеспокоен воспоминаниями о небытие во сне, поэтому воспользовался вновь движущимися пальцами, чтобы выдернуть телефон из кармана и убедиться, что это не Меттью.
Гэнси. «Пэрриш хочет знать, не убил ли ты себя только что во сне. Пожалуйста, сообщи».
До того, как Ронан успел сформулировать умиление по поводу подобной осведомлённости Адама, Чейнсо внезапно низко наклонила голову к спинке дивана. Перья на её шее приподнялись в знак настороженности и внимания. А глаза зафиксировались на какой-то точке в другом конце комнаты.
Приподнявшись, Ронан проследил взглядом за тем, что привлекло её внимание. Поначалу он не увидел ничего, кроме знакомого беспорядка в гостиной. Кофейный столик, игровой автомат, корзина для трости. Затем его глаза уловили движение под журнальным столиком.
Он замер.
Медленно осознал, на что смотрит.
И выдал:
— Дерьмо.
Глава 5
Блу Сарджент выгнали из школы.
Всего на день. Двадцать четыре часа, как предполагалось, должны излечить её от умышленного уничтожения школьного имущества и, откровенно говоря, удивительно скверного поведения. Блу не могла заставить себя сожалеть, хотя и знала, что должна бы; ничто в школе не чувствовалось особенно реальным по сравнению с остальной частью её жизни. Когда она стояла в коридоре возле кабинета школьной администрации, то слышала, как её мама объясняла, что в их семье недавно случилась смерть, и в город только-только вернулся биологический отец Блу, и все эти события очень травмировали её дочь. Скорее всего, как добавила Мора (пахнувшая полынью, которая означала, что они с Джими, пока Блу была в школе, провели ритуал), её дочь даже не осознавала, что творит.
О, Блу ещё как осознавала.
Теперь она сидела под буком на заднем дворе Фокс Вей 300, раздражённая, не в духе. Где-то в глубине души она понимала, что у неё неприятности гораздо серьёзнее, чем были до того в течение продолжительного времени. Но более непосредственная её часть была рада, что ей не придётся целый день делать вид, будто бы её волнуют уроки. Она швырнула выеденный изнутри буковый орешек, а тот с треском, словно выстрел, отскочил от забора.
— Ладно, есть идея.
Сначала раздался голос, потом озноб пробежал по коже. И мгновение спустя к ней присоединился Ноа Жерни, одетый, как и всегда, в свой школьный свитер цвета морской волны. «Присоединился», пожалуй, не очень подходящий глагол. Лучше сказать «проявился». Подходяще было бы оперировать понятием «игра света». А вот выражение «обман разума» оказалось бы в самым раз. Потому как Блу крайне редко замечала то мгновение, когда Ноа на самом деле появлялся. Не то чтобы он легко и просто принимал решение существовать. Это было, будто её мозг переписывал минуту до его появления, чтобы она могла притвориться, будто Ноа всё это время сидел, ссутулившись, рядом с ней.