Король ворон
Шрифт:
Они не произнесли слова, которые бы измеряли ненависть Ронана к старшему брату или наоборот. Не существовало единицы измерения эмоции, которую бы в равной части составляли ненависть и предательство, осуждение и привычка.
Ронан сжал руки в кулаки.
Одно из задних окон опустилось, явив золотые кудри Меттью и патологически радостную улыбку. Он махнул Ронану.
Прошли месяцы с тех пор, как они втроём собирались в одном месте вне церкви.
— Ронан, — позвал Деклан. Это слово было отягощено дополнительным смыслом: «Я вижу, ты только вышел из
Ронан не хотел к нему в офис. Ронан хотел перестать чувствовать себя так, словно выпил аккумуляторной кислоты.
— Зачем тебе Ронан? — поинтересовался Гэнси. Его «Ронан» был тоже отягощён дополнительным смыслом: «Это было заранее спланировано? Скажи, что происходит? Мне нужно вмешаться?»
— Для небольшой семейной беседы, — ответил Деклан.
Ронан умоляюще посмотрел на Гэнси.
— Эта ваша семейная беседа может состояться по дороге на Фокс Вей? — спросил Гэнси со всей своей вежливой силой. — Потому что мы с ним как раз собирались туда.
Обычно Деклан выходил из себя при малейшем давлении со стороны Гэнси, но он произнёс:
— О, я могу подбросить его туда, как только мы закончим. Всего через несколько минут.
— Ронан! — Меттью протянул руку через окно к Ронану. Его полное энтузиазма «Ронан» было ещё одним вариантом слова «пожалуйста».
В ловушке.
— Miseria fortes viros[26], Ронан, — сказал Адам.
Когда он говорил «Ронан», это означало, просто «Ронан».
— Говнюк, — повторил Ронан, но почувствовал себя чуть лучше. Он сел в автомобиль.
Как только они оба оказались в машине, Деклан далеко не поехал, только на другую сторону парковки, чтобы убраться с дороги отъезжающих машин и автобусов. Он откинулся на спинку сиденья, устрермив глаза, которые были совершенно не похожими на глаза матери и совсем чуть-чуть имели общего с отцом, на Аглионбай. Они были налиты усталостью.
Меттью возобновил игру на своём телефоне. Его рот растянулся в рассеянной улыбке.
— Нам нужно поговорить о твоём будущем, — начал Деклан.
— Нет, — ответил Ронан. — Нет, не нужно.
Он уже был на полпути к выходу из машины. Мертвые листья с треском ломались у него под ботинками.
— Ронан, подожди!
Ронан не подождал.
— Ронан! Перед своей смертью, когда мы с ним уехали вместе, папа рассказал мне про тебя.
Это было до безобразия несправедливо.
Это было до безобразия несправедливо, потому что ничто другое не остановило бы Ронана.
Это было до безобразия несправедливо, потому что Деклан знал это, и знал, что Ронан попытается уйти, и у него был приготовлен деликатес из почти опустевшей кладовой.
Ноги Ронана прижгло к асфальту. Наэлектрезованность атмосферы потрескивала под его кожей. Ронан не знал, что его больше бесит: брат, который точно знал, как накинуть верёвку ему на шею, или он сам, потому что не знал, как выбраться из этой петли.
— Про меня, — наконец, эхом отозвался Ронан. И его голос был настолько мёртв, насколько он мог
Его брат не ответил. Он просто ждал.
Ронан забрался обратно в машину. Он хлопнул дверцей. Потом открыл её и снова хлопнул. Он открыл её в третий раз и хлопнул опять, прежде чем рухнуть затылком на подголовник и уставиться через лобовое стекло на неспокойные облака.
— Закончил? — поинтересовался Деклан. Он обернулся к Меттью, но самый юный Линч всё ещё с удовольствием играл на своём телефоне.
— Я закончил ещё несколько месяцев назад, — ответил Ронан. — Если это ложь...
— Я был слишком зол, чтобы рассказать тебе раньше. — И совершенно иным тоном Деклан добавил: — Посидишь тихо?
Тоже нечестный удар, потому что именно так говорил отец, когда собирался рассказывать историю. Ронан уже готов был слушать; это заставило его склонить голову к окну и закрыть глаза.
Деклан во многом отличался от отца, но, и как Найл Линч, он умел рассказывать сказки. Сказка, в конце концов, очень похожа на ложь, а Деклан был отличным лжецом. Он начал:
— Когда-то давным-давно жил старый ирландский герой, когда людей да городов было чуть да маленько, всё больше нетронутого острова да магии. У героя было имя, но я не скажу его, пока не дойду до конца. Он был богом-героем, устрашающим, мудрым и порывистым. Он пришёл за копьём — эта история о копье — которое жаждало крови и ничего, кроме крови. Кто бы ни владел этим копьём, оно заправляло на поле сражения, потому что ничто не могло устоять против смертельной магии. Копьё было таким ненасытным и кровожадным, что его нужно было спрятать от глаз, чтобы прекратились убийства. Только слепой мог утихомирить его.
Затем Деклан умолк, вздохнул, словно тяжесть истории была осязаема, и ему нужно время восстановить силы. Но так оно и было, потому что ритуал воспоминаний довольно тяжелая вещь. Ронан же запутался в отрывочных картинках, на которых он увидел своего отца, сидящего на кровати Меттью, братья лежали вместе, голова к голове, мама сидела на обшарпанном кресле, на которое больше никто никогда не посягал. Она тоже любила эти истории, особенно те, что были про неё.
По крыше автомобиля что-то застучало, звук напоминал лёгкие касания ногтями, а секунду спустя на лобовое стекло приземлился ворох сухих листьев. Этот стук напомнил Ронану о когтях ночного ужаса, и он задумался, вернулся ли тот уже в Барнс.
Деклан продолжил.
— Но стоило копью быть найденным, стало неважно, рядом ли с героем его настоящая любовь или семья, копье всё равно всех бы убило. Убивать оно умело хорошо, так что оно убивало.
Меттью на заднем сидении драматически вздохнул, чтобы поднять всем настроение. Как и Чейнсо, он не мог выносить подавленности Ронана.
— Это было прекрасное оружие, предназначенное для боёв и только для них, — сказал Деклан. — Герой, защитник острова, пытался использовать копьё во благо. Но он сражал им врагов и друзей, злодеев и любимых, и герой увидел, что направленное на одну лишь цель копьё нужно спрятать подальше.