Король ворон
Шрифт:
— Кто этот продавец?
— Не знаю. И мне плевать. Вряд ли это вообще важно. Разве ты не понимаешь? Даже после завершения сделки, они всё равно явятся, потому что Генриетта – огромный маяк сверхъестественного. И потому что кто знает, что ещё в бизнесе отца я не привёл в порядок. А если они разузнают, что ты умеешь грезить... помоги тебе Господь, потому что всё будет кончено. Я просто... — Деклан умолк и закрыл глаза. Стоило ему только это сделать, и Ронан увидел брата, с которым он вырос, вместо брата, от которого он отдалился. — Я устал, Ронан.
В машине наступила тишина.
— Пожалуйста... — начал Деклан. — Просто поехали со мной, а? Ты можешь бросить Аглионбай, а Меттью может перевестись в одну из школ Вашингтона, и я оболью бензином всё, что построил папа, и мы оставим Барнс в
Это было совсем не то, что Ронан от него ожидал услышать, и он обнаружил, что ему нечего ответить. Бросить Аглионбай; оставить Генриетту; бросить Адама; оставить Гэнси.
Как-то раз, когда Ронан был довольно юн, настолько, что посещал Воскресную школу, он проснулся, держа в руке настоящий огненный меч. Его пижама, выдержанная в строгих правилах техники безопасности, которые, казалось, несли на тот момент академический интерес, расплавилась и спасла его, но вот одеяло и большая часть штор были уничтожены небольшой преисподней. Именно Деклан выволок Ронана из комнаты и разбудил родителей; он никогда ничего не говорил о том случае, а Ронан его так и не поблагодарил.
Когда дело принимает такой оборот, вариантов, в общем-то, нет. Линчи всегда спасают друг другу жизни, если нужно.
— Забери Меттью, — сказал Ронан.
— Что?
— Забери Меттью в Вашингтон и береги его, — повторил Ронан.
— Серьёзно? А что ты?
Они посмотрели друг на друга, искажённые зеркальные отображения друг друга.
— Это мой дом, — произнёс Ронан.
Глава 32
Ненастная погода прекрасно отражала состояние души Блу Сарджент. Её первый день в школе после отстранения тянулся бесконечно. Малая часть от этого появилась из-за того, что проводимое ею время вне школы казалось удивительным: абсолютная противоположность рутине Маунтин Вью Хай. Но гораздо б'oльшая часть возникала из-за воспоминания о самом немагическом элементе её отстранения – вечеринке в тогах Генри Ченга. Очарование этого мероприятия ещё более усиливал тот факт, что оно совершенно не содержало магии. А её мгновенное родство со студентами только подчёркивало, насколько она оказалась совершенно не способной к такому за все годы в Маунтин Вью. Что же заставило её моментально почувствовать себя столь комфортно с ванкуверской тусовкой? И почему подобное родство должно возникать с людьми из другого мира? Вообще-то, она знала ответ. Глаза ванкуверской тусовки были обращены к звёздам, а не к земле. Они не знали всего, но хотели знать. В другом мире она могла бы дружить с такими людьми, как Генри, всю свою юность. Но в этом мире она оставалась в Генриетте и наблюдала, как такие люди уезжают. Она не собиралась в Венесуэлу.
Блу жутко расстраивало, что её жизнь так чётко разграничена.
То, чего было недостаточно, она могла иметь.
Того, что было чем-то б'oльшим, не могла.
Итак, она стояла, словно обидчивая старая леди, сгорбившись, в длинном истерзанном балахоне, который она превратила в платье, ожидая автобусы, чтобы, выдернув, освободить свой велосипед. Ей бы хотелось иметь телефон или Библию, тогда она могла бы притвориться супер занятой, как та кучка застенчивых подростков, стоящих в очереди на автобус перед ней. Четыре одноклассника расположились в опасной близости, ведя беседу о том, была или не была сцена ограбления банка в том фильме, который видели все, такой классной, и Блу боялась, что они могли спросить её мнение. В общем-то, она знала, что ничего плохого в теме их разговора не было, но, если более конкретно, она также понимала, что у неё не получится, говоря об этом фильме, не выглядеть высокомерной засранкой. Она чувствовала себя на тысячу лет старше. А ещё она чувствовала, что, может быть, она и была высокомерной засранкой. Она хотела свой велосипед. Она хотела своих друзей, которые тоже были тысячелетними высокомерными засранцами. Она хотела жить в мире, где она была окружена тысячелетними высокомерными засранцами.
Она хотела поехать в Венесуэлу.
— Привет, привет, леди! Хочешь прыгнуть в тачку своей мечты?
Блу сразу не осознала, что эти слова были обращены к ней. Реальность забрезжила в сознании, когда она поняла, что
Блу удавалось месяцами тусоваться с парнями из Аглионбая, не выглядя при этом так, будто она тусуется с парнями из Аглионбая, но тут самый воронёнковый воронёнок из всех припарковался на противопожарной полосе дороги рядом с ней. У водителя были часы, которые даже Гэнси носить счёл бы за неловкость. У водителя были волосы достаточной высоты, чтобы касаться потолка автомобиля. Водитель носил большие солнцезащитные очки в чёрной оправе, несмотря на примечательное отсутствие солнца. Водителем был Генри Ченг.
— Огоооооооо, — воскликнул Бёртон, один из мальчиков-грабителей банка, медленно поворачиваясь. — У мисс «Не Твоя Сучка» свидание? Это он тебя отмутузил?
Коди, второй из мальчиков-грабителей банка, шагнул к бордюру поглазеть на Фискер. Он поинтересовался у Генри:
— Это Феррари?
— Нет, это Бугатти, чувак, — сказал Генри через открытое пассажирское окно. — Ха-ха, я пошутил, чувак. Это точно Феррари. Сарджент! Не заставляй меня ждать!
Половина автобуса смотрело на неё. До этого момента Блу, на самом деле, никогда не складывала все свои публичные выступления против безвозмездной коммерции, противных ухажёров и студентов Аглионбая в одном месте. Сейчас же, когда все смотрели на Генри, потом на неё, она глазела на эту стопку и находила её огромной. А ещё она видела, как каждый ученик медленно клеит ярлык «БЛУ САРДЖЕНТ — ЛИЦЕМЕРКА».
Не было никакого простого способа доказать, что Генри – не её бойфренд, более того, доказывать казалось бессмысленным в свете того, что её секретный бойфренд был лишь немногим менее чрезмерно аглионбайским, чем экземпляр, в настоящее время находящийся перед ней.
Блу переполняла неудобная уверенность, что, возможно, ей нужно прикрепить на стопку ярлык «БЛУ САРДЖЕНТ — ЛИЦЕМЕРКА», написанный её собственным почерком.
Она протопала к пассажирскому окну.
— Не засоси его прям здесь, Сарджент! — крикнул кто-то. — Заставь его сначала купить тебе стейк!
Генри солнечно улыбнулся.
— Тпру! Туземцы неутомимы. Здравствуй, мой народ! Не волнуйтесь, я установлю более высокую минимальную оплату труда для всех вас! — Посмотрев снова на Блу или, по крайней мере, повернув в её сторону свои солнечные очки, он сказал: — Привет, привет, Сарджент.
— Что ты здесь делаешь? — потребовала ответа Блу. Она чувствовала... Она не была уверена что. Чувствовала очень много.
— Я здесь, чтобы поговорить о людях в твоей жизни. Поговорить о людях в моей жизни. Кстати, мне нравится платье. Очень богемный наряд или как-то так. Я ехал домой и хотел выяснить, хорошо ли ты провела время на тога-вечеринке, а ещё убедиться, что наши планы насчёт Зимбабве в силе. Вижу, ты пыталась расцарапать себе глаз. Тревожно.
— Я думала... Полагаю... это была Венесуэла.
— О, верно, заедем туда по пути.
— Боже, — произнесла она.
Генри склонил голову в знак смиренной признательности.
— Выпуск из школы дышит в пятки, красношеяя леди, — произнёс он. — Самое время убедиться, что у нас в руках нитки от всех воздушных шаров, которые мы хотим, до того, как все они уплывут.
Блу хитро на него посмотрела. Было бы легко ответить, что она никуда не уплывёт, что этот воздушный шар будет медленно терять свой гелий и оседать на пол в том же месте, в котором был рождён, но она подумала о выданных для неё предсказаниях матери и не стала. Вместо этого она подумала о том, как хотела бы путешествовать по Венесуэле, как и Генри Ченг, и это значило что-то в эту минуту, даже если не будет значить ничего на следующей неделе.
Кое-что пришло ей на ум.
— Я же не должна напоминать тебе, что я с Гэнси, верно?
— Естественно нет. В любом случае, я генрисексуален. Могу я подбросить тебя до дома?
Держись подальше от парней из Аглионбая, потому что они ублюдки.
Блу ответила:
— Я не могу сесть в эту машину. Видишь, что происходит у меня за спиной? Даже не хочу смотреть.
Генри предложил:
— Как насчёт такого: ты показываешь мне средний палец, кричишь на меня и удаляешься со своими принципами?