Король звезды
Шрифт:
«…Мой сын умер… Покончил с собой…» — тяжело выговорил полковник. — «Мой Бог себялюбив и жесток, но Боги, в которых ты веришь…»
— Что ты знаешь о моих Богах? — перебил волшебник, и его тихий голос заполнил всё пространство. — Что ты знаешь о моей вере?.. Ты выпил с генералами в Йокогаме — и уехал. А я остался. Я видел Хиросиму… видел людей, заживо сожжённых войной…
«…Я тоже много чего видел, Дала… Не будем ворошить прошлое…»
— Это не прошлое, Вильгельм… Вернись сегодня на эти острова — и ты увидишь детей, изуродованных той войной. Они родились спустя много лет после
«…Может и так, но я пришёл спросить о своём сыне… Дала, твои Боги… Будды… говорят, что человек после смерти не исчезает навечно в раю или аду, а рождается снова… Это правда?»
— Я ещё не умер, поэтому не могу пока ответить на твой вопрос.
«Не цепляйся к словам!.. Предположим, предположим, что это так… Ты ведь видишь души людей… Тогда в баре в Йокогаме ты сразу понял, что мы с Альфредом волшебники, хотя ни он, ни я не произнесли ни одного заклинания… Дело в том, что… Есть один мальчик… И я не уверен… но иногда он… очень напоминает мне Альфреда… Если бы ты согласился посмотреть на него!.. Ты ведь помнишь моего сына!..»
— Я знаю, о ком ты говоришь… — тихо произнёс Дала Вонгса.
«Ты знаешь Карла Штерна?.. Откуда?..» — испуганно переспросил фон Дитрих.
— Мы встретились несколько лет назад на чемпионате мира по квиддичу.
«Квиддич?.. Но это неважно… Раз ты видел его, то можешь мне сказать… — полковник почти перестал дышать. — Скажи… Карл — мой сын?..»
— …Вильгельм, подожди…
«Просто скажи, он — мой Альфред?..»
Дала Вонгса молчал, потом произнёс тихо и печально:
— Нет, Карл — не Альфред.
Ворон весь поник. Не птица, а брошенная кем-то старая тряпка…
«…Спасибо…» — хрипло произнёс он, тяжело спрыгнул со скамьи и побрёл к выходу.
— Ты ничего не понял, Вильгельм… — прошептал волшебник, но старый ворон уже не слышал его слов.
Он выбрался на улицу и вдохнул сырой серый воздух… Вкус надежды оказался слишком горьким… Он всегда помнил, что надежда — это яд, но вот позволил себе забыть…
Всё бросить… Всех бросить!.. Этих Реддлов, Штернов и им подобных!.. Альфред мёртв, и его уже ничто не вернёт… Бесполезно!.. Напрасные жертвы… Никому не нужная трата времени… Его время давно пришло… Его тело давно гниёт в земле, а эти фальшивые перья — только шутовской наряд!.. До чего противно просыпаться в нём каждый день…
Он брёл сквозь туман, погружённый в свои мысли, и магическая сила, охранявшая его по дороге в китайский ресторанчик, начала таять. Несколько раз его пнули ботинком, один раз наступили на искусственное крыло, погнув металлические перья… Он не слышал и почти не чувствовал… Заметил только когда из тумана прямо перед ним выскочил ярко-красный спортивный автомобиль…
Чьи-то руки схватили его за секунду до столкновения.
— Полковник!.. Что вы делаете?.. Я целый час вас ищу… Вам нельзя выходить в такой туман!.. Даже для здоровых людей опасно, а с вашим
Карл тяжело дышал от быстрого бега. На лбу, несмотря на утреннюю прохладу, выступили капельки пота.
«Убери свои руки», — почти по слогам произнёс Вильгельм фон Дитрих, со злобой глядя на него.
И с чего он решил, будто мальчишка похож на Альфреда? Чёрные волосы и глаза, нескладная долговязая фигура, руки — как палки… Ничего общего!..
— Что случилось? — удивлённо переспросил Карл.
Ворон резко дёрнул крылом — и Карл, вскрикнув, разжал руку. Металлическое перо порезало ладонь.
— Простите, это я от неожиданности… — проговорил он, быстро наклоняясь над вороном.
«Не смей прикасаться ко мне!» — простужено выкрикнул полковник.
Воспоминание о сыне вернуло его в реальность. Где-то, пусть не на земле, есть настоящий Альфред!.. Ради него он должен сдержать данную клятву!..
Ворон вскинул голову, в глазах зажёгся чёрный огонь… Подобрав своё уродливое металлическое крыло, он упрямо побрёл домой.
Карл удивлённо смотрел ему вслед. С этой зимы… Нет, они, конечно, не стали друзьями, но между ними сложилось… определённое взаимопонимание… Во время их разговоров полковник часто смотрел на него с высокомерием, иногда даже презрением — но никогда с ненавистью и злобой.
Однако времени разбираться с переменой в настроении Вильгельма фон Дитриха у него не хватило, потому что стоило Карлу пройти за железную ограду приюта, как к нему подъехал Тэд и, схватив за рукав, зашептал:
— Та девочка опять пришла!.. Она плачет!..
Валери плакала навзрыд, пытаясь закрыть лицо рукавом полосатого свитера, и без конца повторяла, показывая на Тэда:
— Пусть он уйдёт!.. Пусть он уйдёт!..
Карл виновато посмотрел на Тэда, тот кивнул, быстро натянув себя бодрящуюся улыбку:
— Без проблем!..
Когда дребезжащий звук его коляски стих, Карл сел рядом с Валери и спросил:
— Что случилось?
Она говорила, перебивая саму себя, злясь на собственные слёзы и оттого плача ещё сильнее…
Джейден пришёл рано утром, когда все приютские спали, и спросил, хочет ли она погулять. Валери, конечно, хотела. Последнее время он приходил так редко, что у неё просто не было времени «не хотеть».
Они перенеслись на одинокий фьорд в Норвегии и долго сидели на самом краю скалы, слушая море. Обычно деятельная, не умеющая и минуты спокойно побыть на одном месте, Валери с удивлением всматривалась в собственную тишину. Раньше она ни за что бы не поверила, что в ней может существовать такое.
Возможно, всё дело было в окружающей природе. Карл говорил, что природа много значит. В Шармбатоне природу учили понимать как обстановку, под которую нужно грамотно подобрать соответствующее платье, поэтому Валери научилась презирать цветущие розовые сады, аллеи, наполненные душным запахом акаций и тому подобную дребедень… Но здесь… Даже у мадам Россет язык бы не повернулся назвать это море и эти горы «обстановкой». Огромные серые скалы вырастали прямо из воды и казались продолжением стальных волн. Голубые ледники искрились на солнце, словно грезя о том времени, когда покрывали всю землю…