Королев: факты и мифы
Шрифт:
Ракету проводили как всегда, по давно уже заведенному ритуалу. Потом пошли к машине. Королев сел сзади вместе с Воскресенским. Кириллов впереди с шофером. Ехали молча. Молчание было естественным, даже необходимым в эти минуты, и то, что Королев вдруг заговорил, было неожиданным для его спутников. Впрочем, он говорил не им – себе:
– Меня все время тревожит одно. Нет ли такой штуки в ракете или корабле, которую нельзя обнаружить никакими проверками, но которая может преподнести сюрприз в самое неподходящее время? Не торопимся ли мы с пилотируемым пуском? Достаточен ли объем предстартовых испытаний? Может быть, имеет смысл его
Его попутчики молчали, не понимая, что этот очень сильный и самолюбивый человек просит их успокоить его...
Королев очень устал. Устал он от одной единственной мысли, которая уже много дней сверлила его мозг: что проглядели? Что не предусмотрели? Какие мелочи? Может ли случиться так, что в какое-то коварное мгновение мелочи эти сольются вместе, образуя уже нечто опасное? Он все время понуждал себя искать, думать и одновременно понимал, что все мыслимое он уже перебрал, что думать ему уже не о чем. Но ощущение какой-то просмотренной, спрятавшейся от него до поры опасности не проходило. Повинуясь ему, еще в Москве он однажды позвонил Келдышу, попросил прислать в ОКБ математиков и еще раз проверить все расчеты баллистиков на участке выведения. Келдыш послал Охоцимского и Энеева, они все проверили, все было верно. Королев поблагодарил их, рассеянно, глядя куда-то в сторону, сказал:
– Понимаете, этот старт – предельная ответственность...
Теперь на космодроме он взялся было проверять подготовку Гагарина и Титова, устроил им «собеседование», задавал вопросы по пилотированию. «Восток» был полностью автоматизированным кораблем, и все пилотирование сводилось к единственной операции, мыслимой в предстоящем полете: ручной ориентации корабля и включению тормозной установки перед посадкой в том случае, если система автоматической ориентации почему-либо не сработает. Что надо делать в этом случае, и Юрий, и Герман знали «назубок»: разбуди среди ночи – ответят без запинки, и это несколько успокоило Сергея Павловича. Но ненадолго. После обеда он вызвал Раушенбаха и Феоктистова и сказал:
– Я прошу вас еще раз поговорить с Гагариным и Титовым. Проверьте еще раз, насколько твердо усвоили они свое полетное задание...
Сергей Павлович говорил, глядя куда-то в сторону и нервно поигрывая карандашом. Он не видел, как по обычно невозмутимому лицу Феоктистова пробежала тень недоумения. Раушенбах покрутил шеей, будто ему жал воротничок. Королев понимал, что делает что-то не то: если Гагарина не сумели подготовить за столько месяцев, вряд ли такая беседа что-то решала.
После утверждения его командиром «Востока», Гагарин был совершенно счастлив, белозубая улыбка не сходила с его лица. Встретив его, Королев довольно хмуро спросил:
– А чему ты, собственно, улыбаешься?
– Не знаю, Сергей Павлович, – задорно ответил Гагарин, – наверное, человек я такой несерьезный...
Королев посмотрел на него строго и ничего не сказал. Уже после приземления Гагарина, по дороге в Куйбышев, вспоминая этот разговор в самолете, радостный Королев воскликнул: «Побольше бы нашей Земле таких „несерьезных“...»
Сейчас, во время инструктажа, который продолжался часа полтора, Гагарин старательно прятал свою веселость, был сосредоточен и внимателен. Никакого волнения, тем более – робости или рассеянности ни Раушенбах, ни Феоктистов в космонавте не почувствовали.
Через много лет Борис Викторович Раушенбах вспоминал:
– Я смотрел на него и умом понимал, что
Ракету на старте поставили без замечаний. По готовности «двадцать четыре часа» тоже все шло нормально. В 13.00, еще до инструктажа, приехали Гагарин и Титов, собрались стартовики.
Еще загодя Королев продумал весь этот символический церемониал. Он понимал, что старт Гагарина – это не завершение огромной работы последних лет, а лишь начало ее. И следом пойдут другие старты, и оглядываться будут на этот, первый, смотреть: «А как тогда было?» Он чувствовал, что в поисках этих торжественных форм проводов в космос никто его не поддерживает, а многие просто считают, что СП мудрует или блажит.
– Это очень важно, чтобы космонавт не чувствовал себя пассажиром, которого впопыхах впихнули в купе отходящего поезда, – горячо доказывал Королев.
Нет, церемониал необходим, чтобы все люди почувствовали значительность происходящего, оглянулись на работу, которую сделали. Он должен быть торжественным, как армейская присяга, и человечным, как та минута, когда надо присесть перед дальней дорогой.
После встречи со стартовой командой Гагарин и Титов обедали вместе с Каманиным, пробовали «космическую пищу» в тюбиках: пюре щавелевое с мясом, мясной паштет, шоколадный соус. Каманин понимал, что калорий там много, но вкус любой еды лучше всего познаешь, когда ее кусаешь и жуешь, а это была какая-то сытная, питательная замазка.
Потом была эта встреча с Раушенбахом и Феоктистовым. Гагарин так и не понял, что это было: лекция? Экзамен? Сеанс психотерапии?
Ближе к вечеру Каманин с космонавтами по минутам расписывали завтрашнее утро – подъем, зарядка, туалет, завтрак, медосмотр, облачение в скафандр, проверка скафандра, выезд на старт, проводы. До этого они жили на «нулевке» – «площадке О», где была приличная гостиница, а на эту последнюю ночь перед стартом их перевели на «двойку» – поближе к ракете, поселили в бывшем домике покойного Неделина. Они еще составляли свое расписание, когда в домике неожиданно появился Королев. О деле – ни слова. Ни о чем не расспрашивал, шутил довольно неуклюже:
– Через пять лет можно будет по профсоюзным путевкам в космос летать...
Гагарин и Титов смеялись. Королев тоже улыбался, разглядывая их будто впервые, очень внимательно, пристально. Потом взглянул на часы и ушел так же быстро, как появился.
Специальная группа медиков во главе с Иваном Тимофеевичем Акулиничевым наклеила на Юрия и Германа датчики, а в 22.00 они уже были в постелях.
Яздовский по секрету поставил на их матрацах тензодатчики: ему было интересно, будут ли они волноваться, ворочаться во сне, и усадил инженера Ивана Степановича Шадринцева и психолога Федора Дмитриевича Горбова следить за показаниями этих датчиков. И Юрий, и Герман спали совершенно спокойно. В ту предстартовую ночь в домике дежурили Евгений Анатольевич Карпов, врач Андрей Викторович Никитин и офицер госбезопасности, отвечающий за сохранность космонавтов. Часто заходил Каманин.