Королева Бедлама
Шрифт:
Давление пальцев на его руку слегка усилилось, будто подчеркивая последнее утверждение. Ярдах в двадцати, уже за краем тени от кораблей, стояли люди. Кажется, Кипперинг не собирался прибегать к грубому насилию, но зачем вообще все это?
— Я был бы благодарен, если бы меня сегодня не мяли и не угрожали мне, сэр, — спокойно проговорил Мэтью. И добавил: — Неужели то, что я знаю о Грейс Хестер, стоит того, чтобы звать на помощь констебля?
Тут же хватка Кипперинга разжалась. Он перестал напирать, отступил от Мэтью на несколько шагов. Потом вдруг снова оглянулся, приоткрыв рот — в глазах у него сверкнуло
— Джон Файв раскопал? По этому поводу вы и встречались тогда?
Мэтью пожал плечами, понимая, что балансирует на лезвии бритвы.
— Да не будьте вы таким скользким! — нетерпеливо бросил Кипперинг. — Он Констанс сказал?
Вот на этот вопрос Мэтью мог ответить честно:
— Нет.
— Так чего вы с Джоном хотите? Денег? Если вы собираетесь обшарить преподобному карманы, могу вас заверить: они очень-очень неглубокие. Я не думаю, что этот чертов одноухий кузнец так уж в нее влюблен.
— Ошибаетесь. И деньги тут ни при чем.
— Так что тогда? — Кипперинг подался к нему снова, но Мэтью не отступил. — Кто еще знает? И как узнал Джон?
Мэтью выставил перед собой руку ладонью наружу, останавливая Кипперинга — тот послушался. Какое-то это точно имело отношение к ночным прогулкам преподобного, к тому зрелищу, которое видел Мэтью перед домом Полли Блоссом. Несколько секунд ушло у него на формулировку разумного ответа, и он сказал:
— Я не знаю, кто еще владеет этими сведениями, и не знаю, как именно их узнал Джон. — Можно ли это назвать ложью, если он понятия не имеет, о каких сведениях говорит Кипперинг? Назовем это неизбежными домыслами. — И буду правдив, когда скажу вам, что мы с Джоном беспокоимся только о благополучии преподобного Уэйда. Покой его разума подвергается последнее время серьезному испытанию.
— И неудивительно! Вы бы на его месте неужто не разрывались бы на части?
После паузы на оценку ситуации Мэтью сказал:
— Пожалуй, да.
— То-то и оно. — Кипперинг отошел от Мэтью еще на пару шагов и стал смотреть мимо кораблей в сторону Устричного острова и открытого моря. — Честно говоря, жаль мне его. Он считал себя сильным — пока это не случилось. Но есть вещи, которых и самому сильному человеку не вынести. — Он быстро оглянулся через плечо: — И Джону скажите. А того, кто ему сказал, следовало кнутом отодрать. Джон ведь не макал фитилек в заведении Полли?
— Нет.
— А вы?
— Тоже нет. Пока что тайне ничего не угрожает. Я не думаю, что это пойдет дальше.
— В этом городе у тайн есть крылья. Я говорил Уильяму, что он должен принять все как есть и сделать то, что должно быть сделано, но он не может себя заставить. И он не послушается моего совета, который состоит в том, чтобы послать церковных старейшин далеко и надолго, если до этого дойдет. Он говорит, что ситуация сама утрясется, и это, конечно, так… только не думаю, что тогда Уильям сможет себя простить.
Уильям, подумал Мэтью. Он понятия не имел, что Кипперинг и преподобный Уэйд либо такие близкие друзья, либо соратники в каком-то деле. Он вспомнил, как говорил ему Джон Файв в «Терновом кусте», повторяя слова Констанс, как она обсуждала проблему с отцом: «В тот единственный раз, когда вообще стал об этом говорить, он сказал, что все будет хорошо и уже скоро».
«Уже скоро». Мэтью задумался над этими двумя словами. В них был
— Давайте ваше чертово письмо.
Мэтью перевел взгляд на Кипперинга, который протягивал руку.
— Письмо давайте. Положу его Джоплину на стол, раз это так важно.
При всех своих подозрениях и злости на этого человека Мэтью чувствовал, что Кипперингу можно доверять.
— Спасибо большое, — сказал он, отдавая письмо.
Кипперинг посмотрел на надпись на конверте.
— Джоплин мне говорил, что вы себя ведете, как… как бы это сказать…
— Горластый петух? — подсказал Мэтью.
— Скорее сообразительный парень, который умеет сложить два и два. — Кипперинг опустил руку с письмом. — Джоплин говорит, что вы метите в главные констебли. Это и есть ваша честолюбивая цель?
— Едва ли. Одно время мне хотелось стать юристом. А теперь… — Он в последний момент решил про агентство не говорить. — Теперь у меня другие планы.
— Но верное ли у меня впечатление, что вы выбрали какую-то карьеру, подразумевающую правосудие? Справедливость?
— Да.
Кипперинг хмыкнул:
— Ну так вот, быть юристом — это не все это вместе плюс еще кусочек сахару. Много раз мне приходилось стоять и смотреть, как справедливость — или в мире коммерции и контрактов можно назвать ее «честной игрой» — выворачивалась наизнанку трудами лживого языка или весом мешка грязных денег. Как бы высоко вы ни начинали, такие вещи быстро низводят ваши возвышенные идеалы до размеров бутылки рома и теплого женского тела, которые можно себе позволить. Так что прошу воздержаться и не бранить меня за мой выбор пути забвения.
— Я никого и ничего не браню. Я только считаю, что профессионал в вашем положении должен держаться более прямого курса.
— А, понимаю. — Едва заметная насмешливая улыбка пробежала по лицу Кипперинга. — У профессионала должны быть чистые руки, вы об этом? Во имя чести? Прелестное чувство — если умеете жить в царстве снов. — Улыбка тут же погасла. — А я вот не умею.
Вроде бы все было сказано, потому что Кипперинг повел рукой, как бы отмахиваясь оттого, что мог бы еще сказать Мэтью о поведении джентльмена и профессионала. И Мэтью тоже решил отступить, пока не допустил какой-нибудь обмолвки, из которой ясно станет, что он ничего не знает о таинственной Грейс Хестер, кроме имени. Когда он повернулся подобрать узлы Берил, Кипперинг сказал довольно гулким голосом:
— Я надеюсь, что ни вы, ни Джон не доставите преподобному Уэйду дополнительных бед или осложнений. Вы мне даете слово?
— Даю, — ответил Мэтью без колебаний. — И за Джона я тоже ручаюсь. Он не сделает ничего, что принесет Констанс страдания.
Тут же он на миг пожалел, что не сказал просто «огорчение», но все же его блеф пока держался.
— Преподобный выйдет из этой ситуации рано или поздно. В этом можете не сомневаться.
— Не буду. Всего доброго, сэр.
Мэтью направился от Кипперинга к парусиновым мешкам, все еще лежащим там, где он их оставил. Мысли у него неслись галопом. Из подмышек по бокам ползли крупные капли пота, щекоча, как жуки. Оглянувшись, он уже не разглядел в тени Кипперинга. Подхватив с усилием мешки, он, чуть не лопаясь от вопросов, на которые не было ответов, двинулся к дому печатника.