Королева бриллиантов
Шрифт:
Кардинал поманил пальцем своего слугу и заговорил с ним по-немецки:
— Возьмите эту записку и немедленно передайте её аббату Жоржелю, который даст все нужные указания. Отвечаете головой. — Потом, повернувшись к майору, добавил по-французски: — Это скрасит большую часть тех неудобств, которые ожидают меня в Бастилии. А теперь я в полном вашем распоряжении.
Толпа расступилась перед верзилой-слугой, и он стремительно зашагал прочь. На первой попавшейся лошади он поскакал в Париж. Дело было сделано вовремя. Когда карета с арестантом проделала лишь половину пути от Версаля до Парижа, все опасные, компрометирующие документы были сожжены. Вместе с дымом
В «Отеле де Роган» полицейские по приказу де Бретейлц перерыли всё вверх дном. Кардинал спокойно взирал на то, как они старательно опечатывали бумаги. Он знал, что его переписка с Жанной и прочие важные бумаги были уничтожены и превратились в пепел.
Но полицейским всё же удалось обнаружить кусок не сгоревшего до конца документа, на котором стояла подпись «Великого кофты», и так как в Париже в последнее время отмечалось множество его ловких проделок, в голову де Бретейля вдруг пришла мысль: а не арестовать ли заодно и Калиостро? Может, он прояснит кое-что, связанное с этим запутанным делом. Ну а Ламотт? Кто знает? Может, она сейчас пребывает у «Великого кофты»? Ведь, как говорят, она была частой гостьей у него во время проведения таинственных магических сеансов.
Де Бретейль приказал нескольким полицейским немедленно отправиться к дому Калиостро. Они его обнаружили, так сказать, в неглиже. Мощную, хорошо сложенную фигуру мага скрывал просторный, фиолетового цвета бархатный халат. На столике стояла бутылка с вином, рядом лежала книга, но не та, что рассказывает о магии, а та, что откровенно живописует продажную любовь в Париже, весёлые фантазии и забавы легкомысленных дам и кавалеров. По-видимому, увлёкшись описаниями любовных безумств, Великий маг потерял бдительность и подчинённые ему сверхъестественные силы вовремя не предупредили его о приближающейся беде.
Калиостро арестовали по обвинению в причастности к делу о бриллиантовом ожерелье.
— Но почему меня? — спросил он с удивлением. — Почему не крошку Ламотт? Она наверняка знает об этом куда больше, чем остальные.
— А что вам известно об этой женщине? — спросил лейтенант-полицейский. — Сообщённые вами полезные для следствия сведения могут смягчить вашу участь.
— Ну, мне известно одно — она была главным инициатором всего этого дела, его двигателем. К тому же она такая авантюристка, что только держись. За одну весьма важную услугу она подарила мне табакерку для нюхательного табака, украшенную бриллиантами. Но когда я повнимательнее, рассмотрел камни, то они все до единого оказались фальшивыми. Что вы хотите от такой женщины?
— Выходит, вы с ней не близкие друзья?
— Да вы что? Помилуй Бог! Она должна быть сейчас в Бар-сюр-Об, если только добралась до него. Вначале она сделала вид, что едет в Версаль, но потом изменила маршрут. Этот шаг сразу породил у меня подозрения. Вы её наверняка схватите, если поторопитесь.
— Несомненно, месье, мы так и поступим. Но прежде нам хотелось бы узнать, какую важную услугу вы оказали этой даме? Не связана ли она с бриллиантовым ожерельем?
«Великий кофта» запихнул в ноздрю щепотку табаку и улыбнулся.
— Конечно, месье офицер. Можете спрашивать обо всём, что вам интересует. Какие могут быть у меня секреты? Я снабдил мадам де Ламотт эликсиром вечной молодости. Может, вы слыхали о таком? Парижанки от него без ума. Я, граф Калиостро, всей своей славой обязан этому изобретённому мной эликсиру и отдал его графине бесплатно, просто так, можно сказать подарил. Но вы уже знаете, какой благодарности дождался
— Ну, месье, надеюсь, вы готовы? — просил лейтенант. Через минуту все уже спускались по лестнице к выходу, где собрались перепуганные слуги своего хозяина.
— В Бастилию! Месье, будьте настолько любезны, займите своё место рядом с кардиналом, — приказал лейтенант. — А вы немедленно отправляйтесь в Бар-сюр-Об и именем короля арестуйте женщину де Ламотт.
Лошади тронулись. Большой серый экипаж покатил по мостовой к Бастилии, старой мрачной крепости в центре Парижа.
Кардинал угрюмо смотрел на улицу из окна кареты. Калиостро, сидя рядом с ним, беззаботно насвистывал какой-то мотивчик.
— Вы, я вижу, в приподнятом настроении, мой друг, — сказал де Роган, криво улыбаясь.
— Если бы вы, монсеньор, знали столько, сколько знаю я, то вы тоже были бы бодры и веселы. И, между прочим, это очень любопытная песенка. Она называется « Фра-ля-ля »:
Королеве в двадцать лет
Нельзя дерзить и быть надменной,
А то покинет она свет,
Назад вернётся непременно.
Граница ведь у нас не зря,
Пусть катится — Фра-ля-ля-ля!
— Как вы понимаете, я предпочитаю свою собственную судьбу судьбе её величества, — добавил Калиостро с ухмылкой.
— Ну, а что вы скажете о моём будущем, мой мудрый друг? — задумчиво спросил кардинал.
— Ваша судьба не столь незавидна, как судьба королевы, монсеньор.
— Друг мой, перед тем, как нас разлучат, мне хотелось бы выслушать ваши советы. Какую позицию я должен занять по отношению к этой женщине? Что вам говорит по этому поводу тайная мудрость?
— Она говорит мне, монсеньор, что вы были большим глупцом, которого де Ламотт так легко обвела вокруг пальца. В какой-то мере был обманут и я, но только потому, что никогда не призывал свою небесную мудрость вмешиваться в наши с ней взаимоотношения. Но нам с вами ничего ужасного не грозит. У вас есть своя мощная защита, у меня — своя. Моё последнее предостережение вам: не пытайтесь защищать королеву, от этого ваше положение только станет куда более опасным. Она, если это будет в её силах, непременно вас погубит. Ну а что касается де Ламотт, то у неё нет надёжных и могущественных друзей. Оставьте её в покое. Пусть её растерзают волки.
Кардинал молчал. Чёрная громада Бастилии надвигалась, и вскоре кардинала со всеми положенными ему по чину церемониями препроводили в одну камеру, а Калиостро, без оных, в другую.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В начале сентября королева сидела в Версальском саду. С ней была мадам Кампан. Мария-Антуанетта была такой же бледной, как её роскошное белое платье, в глазах сквозила страшная усталость от постоянной бессонницы. Но она всё ещё сохраняла прежнюю красоту, теперь немного скорбную, способную тронуть самое жестокое сердце. Внутренняя боль стала её вечной спутницей. Давным-давно, в пору расцвета юности, жизнь, казалось, будет непрерывной чередой триумфов, и всё это продлится в лучах яркой славы до самого заката — ведь она была королевой великой страны, дочерью великой императрицы. Ничем другим её жизнь и быть не могла. Теперь, наученная горькой судьбой, она хотела только покоя. Но сейчас эта цель казалась недостижимой. Кто-то свыше диктовал ход событий, и повлиять на них было невозможно.