Королева для эстонцев

Умнова Елена

Тыдыцк!

— Ирка, ты сдурела? — воскликнул Одеяло.

Тыдыцк, шарах, шьютьк.

— Ты откуда такая мокрая? — с удивлением спросили у нее украинки, к которым она зашла.

— Из душа.

— А что, раздеться слабо было?

— А-а, ы-ы…

— Ха-ха-ха! — расхохотались мы с Подушкой.

— Так, я Ольгу сейчас убью, — пообещала Ира и зашла к нам в комнату.

— Нет, я понимаю, что у Подушки морда кирпичом, но у тебя, Ольга. Не ожидала! Не ожидала! — сказала она и снова вышла.

Подушка

с интересом заглянул ко мне на кровать и увидел вместо головы подушку, которой я закрылась.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся он, садясь на место. Я придвинулась к бортику и под его прикрытием стала наблюдать за Подушкой. Он ворочался, я следила. Потом слезла, пошумела камушками в тумбочке, поправила их.

— Уснул! — констатировала факт я. Подушка зарылся в подушку. — Нахохливайся, нахохливайся. Воробей!

Подушка отвернулся окончательно и бесповоротно, а в комнату зашел Одеяло и с порога поставил тут же пластинку.

— Гав-гав, гавававав! — изобразила я, попутно махнув рукой на него и на подушку, указав им на дверь.

— Что это? — удивился Одеяло.

— Иди истерить в комнату к украинкам! — сказала я.

Подушка захихикал, Одеяло задрал нос и вышел.

— Что? — спросила Ира.

— Меня послали к вам истерить! Сейчас буду!

— У кого есть ведро, девушки? — спросила Ира, Одеяло заткнулся.

— Нет, меня послали истерить, значит, я буду истерить! — упрямо сказал он.

— Ир, у меня есть ведро, только его содержимое немного подкачало, — сказал кто-то из украинок. Одеяло заткнулся окончательно.

Подушка неодобрительно покачал головой, смотря в потолок.

— О господи, какой кошмар! Все стадии разговора самим с собой прошел. Теперь "я спросил у потолка"! — ужаснулась я.

Подушка округлил глаза.

— А что, со стенкой уже поговорил, линолеум побил, теперь очередь потолка!

Подушка нахохлился.

— Воробей! Идет по крыше воробей… Знаешь продолжение?

— Нет.

— Несет коробочку соплей!

Подушка обиженно нахмурился.

— Ну ты же не по крыше. Хотя если бы прошел… только она у нас не плоская, упадешь!

Я села к нему на кровать.

— Чай, не упадет. Так из-за чего вы с Одеялом ругаетесь вплоть до гав-гав? — спросила я.

Подушка ответил мне… на эстонском.

— Мм… все понятно… на эстонском!

Ругайся они по-русски — давно пришли бы к компромиссу, а на эстонском до позеленения будут ругаться. Подушка снова что-то сказал по-эстонски, я его передразнила, он неодобрительно на меня покосился. Ну да, плохое произношение, кто же спорит.

— Погоди, сейчас запишу на диктофон и спрошу у знакомых эстонцев, о чем ты тут распинался, — сказала я. Подушка хмурился. — Ну что, все? Теперь по-русски будешь говорить? Тогда они не поймут!

— Зато ты поймешь.

— Вот и хорошо. Ты по-украински давай, половину я, может не пойму, —

обнадежила его я.

— Я не умею, — сказал Подушка и снова затих.

— Ладно, по-эстонски, ладно, со стенкой, ладно, без диктофона. Одеяло позвать, чтобы говорилка проснулась?

Реакция отрицательная.

— Нет, у вас точно есть такое ведро? — громко спросила Ира.

— Да хватит, что ли! — воскликнул Одеяло.

— Ну вот, Одеяло уже пришел, чтобы говорилка открылась, — сказала я. О, проняло, даже на месте подскочил. — Вон он. Да вон! Не видишь? Галлюцинации еще не появились?

Подушка снова улегся, да с таким шумом.

— О чем вы спорили с Одеялом? — спросила я еще раз.

— Мы не спорили.

— Хорошо, о чем ругались.

Молчание.

— О-о, — душераздирающе завыла я, закрывая лицо. — О-о-о! У-у!

Подушка с удивлением поднялся, пытаясь понять, что же произошло и почему я так резко изменилась. Я завыла снова и ушла на веранду.

— У-у, — поскулила я, сдерживая хохот, прислушалась. Ага, встал с кровати!

Я развернулась и случайно, но с силой пнула кровать.

— А-у-у-у-у! Ай-ай-ай! — теперь хоть бы есть из-за чего скулить.

Я уселась на кровать, обняла свою ногу. Все, кирдык моим ногам! Больше не подхожу к кроватям. Боль прошла, я поднялась и решила уйти в смежную комнату. Тыдыцк!

— Что ты тут стоишь! Чего мне проходу не даешь? — ругалась я на косяк, который посмел преградить мне путь. — Который раз уже об тебя стукаюсь! У-у-у, смотри у меня!

Тыдыцк! Подушка уронил сушилку.

— Все косяки мои! — громко сказала я, патетически задрала подбородок и зашла в смежную комнату.

— Кто закрыл смежную комнату? — громко спросила я.

— И не только смежную… — ответила Ира.

Я вернулась в свою комнату и подергала дверь там.

— Мне в медпункт надо, я себе ногу раздолбала.

— Что? — ужаснулась Ира. — Как?

— Пнула кровать. Лилькину.

— Кровать цела?

— Нет, развалилась! — я насупилась. — Больше меня ничто не хочет ударить?

Я уселась на нижний ярус своей кровати, дуясь на нехороший косяк. А что, вправду прохода не дает: то за плечо, то за бедро цепляет! Вот приставучий! Подушка лег на кровать. Мы искоса посмотрели друг на друга.

— Косяк нехороший, — пожаловалась я. — Все время пристает!

— Не ты к нему? — уточнил парень.

— Да нафига мне такой косяк…а…

Я села, так чтобы видеть его. Не косяк, Подушку.

— Эй, вы умерли? — спросила Ира.

Подушка открыл было рот, но я прижала палец к губам. Тишина.

— Умерли. Пусть Ире будет совестно! — тихо сказала я. Пусть ей будет стыдно! Закрыла меня тут с психом, хоть и уже успокоившимся.

Ирка зашуршала ключами. Подушка посмотрел на меня, я изобразила умирающего лебедя, Подушка похихикал.