Королева эльфов. Зловещее пророчество
Шрифт:
Незнакомый голос торопил Фальраха, убеждая не останавливаться из-за серокожих. Он гнал его на заднюю сторону сооружения, где у подножия покатого склона раскинулся темный пруд. Светящиеся зеленовато-желтым тела звездных стрекоз водили в темноте зарождающейся ночи свои любовные хороводы. От берега распространялся слегка затхлый запах. Цикады и другие существа сумерек затянули свои песни.
Высоко над прудом, скрытый орхидеями, поселившимися на развилках ветвей магнолиевого дерева, зовущий драконов обращал к далекому звездному небу жалобные крики.
На берегу Фальрах обнаружил еще один павильон, каменный купол которого поддерживали семь
Отдельные пятна мягко подрагивающего звездного света, отраженного зеркальной черной поверхностью пруда, срывали с мастерской работы каменотесов пелену надвигающейся ночи.
За побегами розовых кустов, тянувшихся в павильон, Фальрах обнаружил лестницу, ведущую во тьму. Голос звал вперед.
Осторожно, ощупью, эльф поднимался ступень за ступенью.
Вскоре вечерняя песня джунглей умолкла. Тишина и запах старой извести окружали его.
Глаза Фальраха медленно привыкали к темноте. Раньше, когда его душа пребывала в его собственном теле, с этим тоже дело обстояло лучше. Лестница привела в туннель. Эльф видел настолько слабо, что для надежности коснулся рукой стены, прежде чем отправляться дальше. Поверхность была неровной. Похоже, ее украшали рельефы.
Вскоре в темноту стал просачиваться слабый желтый свет, очерчивая контуры на стенах и глубокие тени. Фальраху показалось, что он узнает долину, потому что на картинах была изображена одиноко стоящая пирамида, окруженная садами и какими-то строениями. Здесь правил дракон. На картинах он окружал себя роскошным двором. Его лейб-гвардия, похоже, состояла из эльфов. При виде этих картин на сердце у бывшего возлюбленного королевы стало тяжело. Они напоминали о его жизни. О времени до войны драконов, когда эльфы-драконники были гордой гвардией правителей мира.
Эльфы научились у драконов всему. Переняли культуру, магию, даже на музыку эльфов повлияли драконы. Сегодня об этом, похоже, забыли. Все полагали, что эльфы всегда правили миром, но он-то знал правду. Он был потерпевшим кораблекрушение пассажиром чужой эпохи.
— Фальрах! — Слова уже не звучали в его голове. В туннеле эхом отдавался негромкий хрипловатый женский голос. — Фальрах!
В этом зове было что-то магическое. Он был таким же внушающим, как и тот, который звучал его голове. Эльф ускорил шаг и вскоре достиг конца туннеля. Перед ним раскинулся еще один, залитый водой зал. В центре его поднимался плоский остров. Там сидела газала. Эмерелль гневно рассказывала о видящей.
«По-своему она даже красива», — подумал Фальрах. Очень необычна, но красива. Он никогда прежде не встречался с газалой. Видящие и игроки не очень хорошо ладят.
Она жестом подозвала его.
— Иди же, Фальрах.
Он вошел в солоноватую воду и побрел к островку. Фирац ждала его. Она неподвижно стояла рядом с жаровней, из которой поднимались ароматные густые клубы ладана. Когда эльф вышел на островок, она двинулась к нему навстречу.
Нежно, словно возлюбленная, коснулась рукой его щеки. Пристально посмотрела на него. Ее светло-карие глаза ни разу не моргнули.
— Ты проделал долгий путь, — наконец многозначительно произнесла она. — Никто еще не приходил ко мне так, как ты.
Он толком не знал, что на это ответить.
— Боишься Олловейна?
— Нет. — Он произнес это несколько нерешительно, удивленный тем, что видящая
Она взяла его за руку и вгляделась в сплетение линий. Всего на миг. Затем покачала головой.
— Здесь я не могу прочесть твою судьбу. Когда-то ты был полководцем. И твое тело когда-то принадлежало мастеру меча королевы. Идем со мной!
Она подошла к углублению в дальнем конце острова. Там в ряд стояло семь кожаных мешков. Она выбрала третий и развязала шнурок.
— Засунь руки в мешок, Фальрах. Что бы ни происходило!
Хватай обеими руками. Вытащи то, что схватишь, и брось на пол передо мной.
Фальрах поступил так, как ему было велено. Мешок был полон остроконечных металлических вещей. Эльф порезался.
— Нельзя выпускать. Бери то, что схватил первым. Это важно!
Он снова порезался. Фальрах подавил желание бросить предмет и извлек его из мешка. Металл со звоном грохнулся.
То были обломки клинка. Некоторые шириной в три пальца, другие — всего лишь крошечные осколки. На большинстве виднелась свежая кровь. Эльф недоверчиво оглядел свои ладони. Их покрывала целая сеть порезов. Кровь капала на пол.
Фирац склонилась над узором из обломков и размытой крови.
— Ты не мог бы отойти немного в сторону? Если капнешь кровью, это испортит оракул.
Фальрах повиновался, не отводя взгляда от раненой руки.
— Что это?
Раздраженно махнув ему, газала дала понять, что не хочет, чтобы ей мешали. Она внимательно разглядывала картину, раскачиваясь взад и вперед и негромко напевая себе под нос.
Фальрах вытащил из ладони маленький обломок металла и бросил его на пол. Раны не были глубоки, но две сильно кровоточили. Эльф сжал края ран и посмотрел на газалу.
Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем она поднялась и взглянула на него.
— Ты больше, чем кажешься, Фальрах.
Ему пришлось взять себя в руки, чтобы не проявить разочарования. Ничего не поясняющая фраза! Это могла сказать ему любая уличная провидица в любом городе.
— Олловейн вернется. Но он не будет былым мастером меча. И тебе решать, каким он будет. Ты можешь остановить его. Сейчас, в эту ночь. И я могла бы помочь тебе в этом.
То, что она говорила, было настолько далеко от ярмарочных предсказаний, что Фальрах просто обалдело пялился на провидицу.
— Как же я могу его остановить? — наконец выдавил он из себя.
— Олловейн мертв. Убит. Его воспоминания, все, что составляло его жизнь, ушло. Но кое-что осталось. Представь себе это как большой пустой сосуд, жаждущий, чтобы его наполнили. Он принимает в себя все, что ты слышишь об Олловейне. Как он жил, что он делал. Когда он будет наполнен в достаточной мере, из этого возродится сознание. Поэтому никогда и никому не позволяй рассказывать тебе о жизненном пути белого рыцаря. Таким образом он мог бы вернуться. Но все это обман. Вернется не истинный Олловейн. Это будет Олловейн, который живет в воспоминаниях тех, кто с ним встречался, и, хуже того, Олловейн из историй, которые о нем рассказывают. Если ты скажешь ему, что в детстве у него была черная собака и расскажешь парочку анекдотов об этом, он тут же поверит в нее. Это станет его прошлым, хоть такого никогда и не было. Как я уже говорила, Олловейн — это пустой сосуд, который хочет быть полным. И этому сосуду совершенно не важно, чем ты его наполняешь. Он не умеет различать истину и ложь. Я думаю, что самые первые истории, которые в него войдут, будут иметь самое большое значение.