Королева фей (фрагмент)

Спенсер Эдмунд

И сразу же приободрился гад,

Гадёнышей из чрева извергая;

Чудовище спасти могла такая

Подмога, словно выползла вражда,

Воителя не то чтобы пугая,

Нет! Облепила чёрная орда

Отважного: нашлась для рыцаря узда.

23 Как в час, когда садится огнезрачный

Феб, а пастух с высокого холма

Взирает на стада, и вечер мрачный

Их не страшит, и сочные корма

Им в прок, но досаждает людям тьма

Кусачая

и с комариным роем

Сражается пастух, охоч весьма

Покончить с тихим, вкрадчивым разбоем,

И деревенщина становится героем.

24 Так рыцаря страшил скорей позор,

Чем гибель, чьи безжалостны покровы;

Он яростный почувствовал задор,

Любой ценою победить готовый;

В его душе пыл возгорелся новый,

Который рыцаря обуревал,

От туловища, где таились ковы,

Он голову врагини оторвал,

Кровь пролил чёрную и восторжествовал.

25 Её помёт, узрев, что матерь пала,

Пугливую затеял суету

И попытался скрыться, как сначала

Привык скрываться, у неё во рту,

Но, страшную почуяв пустоту,

Невольно, вопреки боязни грустной,

Змеёныши впились в нечистоту,

Глотали кровь родительницы гнусной

И смерть её нашли питательной и вкусной.

26 Отвратно было рыцарю смотреть,

Как пожирают мать свою малютки;

Ещё бы! Не успела умереть,

Как на неё набросились ублюдки,

Раздулись у змеёнышей желудки,

И вывалились вскоре потроха;

Так завершился пир последний жуткий

Тех, чья порода мерзостно плоха:

Так жрут самих себя исчадия греха.

27 На битву дама издали смотрела;

Приблизившись, она произнесла:

"Сражались вы, достойный рыцарь, смело;

Вам по плечу великие дела,

И будет вам сопутствовать хвала,

Как тем, кто под звездой рождён счастливой;

Вы дали первый бой исчадью зла.

И победили в битве справедливой;

Желаю вам дружить с победой горделивой".

28 Сел рыцарь благородный на коня

И вместе с дамой в путь пустился снова,

Призванью верность бережно храня,

Однако больше ничего дурного

Не встретил он средь сумрака лесного,

А кроме приключений и тревог

Не чаял рыцарь ничего иного;

Обследовал он множество дорог;

Был к самому себе, как прежде, рыцарь строг.

29 И наконец, им встретился в дороге

Почтенный старец; в чёрное одет,

Он шествовал, печальный, босоногий

Под бременем своих преклонных лет;

Как

лунь, был бородатый путник сед;

Казалось, покаянию всецело

Он предан в память неких тяжких бед;

Бил в грудь себя прилежно то и дело,

И книга у него на поясе висела.

30 Отвесил старец рыцарю поклон,

И тот ему ответствовал учтиво,

Спросив его, не ведает ли он,

Где приключенья водятся... "Не диво, -

Старик ему ответил незлобиво, -

Что приключенья манят храбрецов;

Перебирая чётки терпеливо,

Спастись надеюсь я в конце концов,

А приключения не для святых отцов.

31 Однако, рыцарь, может быть, и кстати

Вы задали мне только что вопрос;

И расскажу я вам о супостате:

Страну терзает этот кровосос".

"Что ж! Где бы негодяй не произрос, -

Ответил рыцарь, - и в каком бы месте

Не обитал, я не боюсь угроз;

Не избежит он справедливой мести,

Иначе рыцарству, поверьте, мало чести".

32 Сказал старик: "Живёт он далеко,

И обиталище его ужасно;

Туда добраться, рыцарь, нелегко..."

"Собою вы рискуете напрасно, -

Вскричала дама, - разве не опасно

Сегодня снова ввязываться в бой?

Нельзя сражаться, рыцарь, ежечасно...

И солнце день заканчивает свой,

Гоня коней своих под зыбью голубой...

33 И вы, как солнце, рыцарь, отдохнёте,

Придут к вам силы новые с утра,

И подвигов искать вы вновь начнёте".

"Усталость не доводит до добра,

И отдохнуть, конечно, вам пора, -

Старик добавил, - средь пути мирского

Сулят ночлег скитальцу вечера;

Пристанище в лесу для вас готово".

И славный рыцарь внял словам отца святого.

34 И в скит отшельник путников привёл;

Таился скит в глухом лесистом доле,

Вдали от городов и людных сёл,

К таинственной предрасположен доле,

Никем не посещаемый дотоле;

Часовня там была, где горячей

Молитва в заповеданном глаголе,

Казалось бы, от утренних лучей

И вечером, и тёк прозрачный там ручей.

35 Расположились под убогим кровом,

И время безмятежно потекло,

Неуловимо скрашенное словом

Искусным, от которого светло,

Как будто бы заманчивое зло

К подвижнику приблизиться не вправе;

Язык его был скользким, как стекло;

О папах говорил, о Божьей славе;

Благочестиво повторял притом он: Ave!