Королева фей

Брежестовский Антон Петрович

Гости тем временем наперебой поддержали Сэнди:

– Вот для невесты пусть и сыграет! Давай, Томас! Сыграй для невесты! Чтобы праздник запомнился!

Все стихло. Томас поднял голову, и все глаза устремились на него.

Нельзя сказать, что деревенские жители были большими любителями музыки. Так, пели по настроению да приглашали на свадьбы и вечеринки музыкантов – таких же деревенских парней, которые грубыми от работы пальцами выводили незатейливые мелодии.

Но когда начинал играть Томас, становилось ясно: происходит нечто необычайное. Многим из нас

знакомо состояние между сном и явью, когда кажется, что душа бессмертна, полна любви и не обременена тяготами жизни. Именно в такое состояние, словно в чистую реку, Томас Райт погружал своих слушателей. И каждый слышал в его музыке что-то драгоценное, оставшееся в забытом детстве.

– Ну что, Томас! Порадуешь гостей? Сыграй же что-нибудь!

Томас нехотя освободился из объятий Трейси и, взяв в руки арфу, доставшуюся от бабушки-ирландки, заиграл. Полилась музыка, одновременно простая и изысканная. Все сразу пустились в пляс; лишь Трейси осталась сидеть на месте, не сводя блестящих глаз с жениха.

Деревенские музыканты жадно ловили каждый звук: какой мастер! Томас одновременно вел несколько голосов, и казалось, что звучит целый оркестр. И странное дело: музыка не гасла, а неслась в пространство звонкой стрелой.

14. Два дня до новой луны, пятый отрезок медленного временного потока

Хрустнула ветка, и фавн испуганно остановился. Здесь, в этом мире, всего можно ожидать. От каждого дерева, каждой травинки веяло неизвестностью, а значит – опасностью. Большие серые крылья просвистели над головой. Да, здесь тоже много всякой дряни в воздухе – как и у нас. Только у нас это пикси – они хоть разговаривать умеют, а здесь – птицы. Глупые, совершенно бестолковые создания.

Фавн прислушался, стараясь умерить свое хриплое дыхание. Кажется, все спокойно, можно идти дальше. Бережно поправил кожаный чехол за спиной – в нем явно было что-то тяжелое – сделал шаг и остановился. Сквозь шелест листвы донеслась едва различимая музыка. Фавн закрыл глаза, чтобы лучше ее расслышать.

Кто-то играл на арфе, да так здорово, что сразу было ясно: это большой мастер, скорее всего эльф Королевы Силaр, играет на таэрисе.

Забыв об опасности, фавн заслушался. Страшный оскал козлиной физиономии смягчился, сменившись подобием улыбки. Протянув огромную пятерню к ближайшему кусту, он с легкостью сорвал тяжелую ветку и с удовольствием стал ощипывать с нее листья, задумчиво жуя и слушая льющуюся издалека музыку. Вдруг его обожгла какая-то мысль, и безмятежность как ветром сдуло.

– Откуда здесь быть таэрису? Я что, не в человеческом мире? Невозможно. Такие птицы только у них летают. Но откуда тогда музыка? Или здесь тоже есть эльфы, или…

Не найдя ответа, фавн поставил кожаный мешок на землю и, забыв об осторожности, двинулся напролом через кусты.

15. Воскресенье, 1 сентября 1929 г., 16:45. Деревня рядом с городком Шэнксвилл

Как замечательно ни играл Томас Райт, у девятилетнего Винса Харди было дело поважнее: игра в пендели. Две недели назад отец Келли Доджсона привез из Англии настоящий мяч для соккера (англичане называют его футболом; все у них не как у людей!). Мальчишек соккер не привлекал, зато

в пендели они играли самозабвенно.

Винсент был одним из лучших. Только что мелкий Лу Смит с трудом прожонглировал три раза (и куда его играть-то тянет? ноги не из того места растут!), и Винс, не напрягаясь, набивал тугой кожаный шар. Все считали хором: «…девять… десять… одиннадцать…», и только Смит притих, мысленно подсчитывая, сколько пенделей ему придется получить. Вдруг Винс ударил слишком сильно, и мяч, описав в воздухе кривую, упал и покатился по холму вниз, к краю леса.

– Я сбегаю! – маленький Смит надеялся, что ему удастся избежать пенделей, сделав дальний рейд.

– Ну уж нет, кто упустил, тот и бежит! – Келли Доджсон командовал на правах владельца мяча.

Винс вздохнул и побежал вниз, по склону холма. Оглядел открытые места, куда же он запропастился? Рядом с кромкой леса росли два роскошных куста можжевельника. Винсент присел и заглянул в темно-зеленую листву. Мяча не было. Зато среди ветвей стоял какой-то странный мешок. Винсент потянул за веревку, и мешок развязался, открыв потрясающего вида арфу. Винс зажмурился и снова открыл глаза. От грозди темно-синих можжевеловых ягод медленно отвалилась одна и упала на изогнутое древко инструмента. Вот это да! Прямо, как в сказке!

Мальчик мгновенно забыл обо всем: и почему он здесь, и какой сегодня день, и даже, сколько пенделей нужно пробивать незадачливому Смиту. Инструмент был совершенно неземного вида – он отливал красным золотом. Винс почему-то сразу понял, что это чистое золото. Дека была украшена орнаментом из листьев и цветов. Струны казались живыми: они словно переливались, а воздух вокруг слегка подрагивал. Рука сама потянулась к струне – так захотелось за нее дернуть.

И вдруг другая рука – кривая, покрытая шерстью, – схватила Винса. Мальчик дернулся, и прямо перед собой увидел пару горящих глаз и услышал хриплый голос:

– Aarfeg! Aarfeg! Uuirai koojr!1

Винс хотел закричать, но страх на мгновение сковал его. Это был не человек! Огромный вздувающийся нос, морщины, как у старика, торчащие уши – и рога! И какой страшный голос! Повинуясь уже не разуму, а инстинкту самосохранения, мальчик отскочил и изо всех сил пнул страшилище в грудь. Существо пошатнулось и рухнуло, не удержавшись на ногах. Винс тоже упал, но быстро вскочил и оглянулся вокруг. Ребят не было. Надо кричать громче, звать на помощь!

– Peerg! Uuirai koojr taeris! 2 – хрипло сказало существо. Винсент не понял слов, но интонация теперь стала примирительная. Казалось, оно было напугано не меньше Винса, однако убегать не собиралось: похоже, хотело сначала вернуть себе арфу.

– Т-ты кто? – После удачного пинка в грудь соперника мальчишеское любопытство потихоньку стало брать верх над страхом.

Фавн понял, что ему задают вопрос, и заговорил на своем языке.

2

Остановись! Это мой таэрис!