Королева карантина
Шрифт:
— Красный или синий? Ставим ставки, — крикнул мужчина, и звук чего-то, что катили по деревянному полу, донесся до меня как раз в тот момент, когда он появился в поле зрения, толкая что-то, немного похожее на колесо рулетки, на место между мной и Блейком на большой тележке.
На дне тележки была полка, заполненная разными вещами, и я рассмотрел среди них нож, молоток, ножовку и кочергу, прежде чем он появился в поле моего зрения и закрыл мне обзор.
— Отпустите нас, — яростно потребовал Блейк, гремя металлическими наручниками, которые удерживали его руки на месте, как будто ему до боли хотелось освободиться от них и убить
— Ты будешь молить меня о смерти, прежде чем я дам тебе ее, — прорычал я.
Мужчина проигнорировал нас, достал из кармана серебряный шарик и поднял его, прежде чем запустить колесо и бросить шарик внутрь.
Из-за огней донеслись радостные голоса, и среди всего этого мне показалось, что я слышу голос Татум, который в страхе выкрикивал мое имя. Но знание того, что она была рядом, ничуть не утешало меня, потому что если она была здесь, значит, она была в опасности. И я не мог ей помочь.
Мяч закрутился в колесе, и я обнаружил, что затаил дыхание вместе с толпой, ожидая, когда это прекратится.
— Победителем становится… Синий! — объявил мужчина. — Премиальная выплата всем, у кого стимулятор для скота!
Что, черт возьми, он только что сказал?
Толпа снова зааплодировала, некоторые из них освистали, потому что проиграли, но в целом было чертовски много шума. Я наблюдал, как этот придурок наклонился и порылся на дне тележки, прежде чем снова с размаху встать, протягивая длинную металлическую палку для скота и приводя ее в действие.
Он шагнул к Блейку, когда я выкрикивал проклятия ему в спину, и металлические наручники врезались в мои запястья достаточно сильно, чтобы потекла кровь, в то время как я пытался сбежать с еще большей решимостью.
— Пошел ты нахуй, свинячий уродливый ублюдок, — выплюнул Блейк за полсекунды до того, как этот засранец ткнул его штырем в живот.
Я зарычал от ярости на него, когда позвоночник Блейка выгнулся дугой, его мышцы напряглись от боли, когда он подавил любой звук, срывающийся с его губ в ответ на шок, а толпа приветствовала игру.
Ярость ослепляла меня, пока я боролся, мои мышцы напрягались, а кровь стучала в висках от отчаянного желания освободиться и уничтожить каждого монстра в этой комнате.
К тому времени, когда я достаточно успокоился, чтобы сосредоточить свое внимание, мяч снова летал по колесу, а Блейк тяжело дышал в наручниках, его глаза горели болью и яростью.
— Красный! — взволнованно воскликнул мужчина, и первое, что я почувствовал, было облегчение оттого, что, по крайней мере, на этот раз это был я, а не мой брат. Я бы предпочел каждую из этих пыток наблюдению за страданиями того, кого я любил. — И это клеймо!
Мои глаза расширились, когда он следующим достал из тележки металлическую головню, и толпа одобрительно закричала, когда он подошел, чтобы разогреть ее в огне.
Ярость пульсировала во мне вместе с самым сокрушительным чувством беспомощности. Я не мог освободиться от этого. Я не мог убежать. И я знал, что эта игра просто так не закончится. Они будут продолжать играть, вращая колесо и выбирая между мной и Блейком, поскольку пытки будут становится все хуже и хуже, пока один из нас не умрет. Вот где делались настоящие деньги. Они делали ставки на то, кто проживет дольше всех. И в любом случае я был в проигрыше. Не только потому, что
Мужчина снова приблизился, держа перед собой раскаленную головню с символом «Ройом Д'Элит» в виде буквы R внутри огненного кольца.
Я стиснул зубы, прежде чем он прижал ее к моему бедру, прикусив язык, когда в горле зародился рев боли, а в нос ударил запах горящей кожи.
Это была агония, не похожая ни на одну из тех, что я испытывал раньше, ослепляющая и бесконечная, которая усугублялась зловонием неудачи, сопровождавшим ее. Потому что я это заслужил. Я заслужил все это, если не смогу добраться до нее. Если она пострадала из-за моей неудачи, то я был должен это и даже больше. И когда боль почти лишила меня самоощущения, это было все, за что я мог держаться. Мы были нужны нашей девушке. А мы не могли добраться до нее.
Этому не было конца. Этому постоянному потоку ледяного холода, который заставлял мои легкие гореть адским пламенем.
Мои мышцы напряглись под наручниками, удерживающими меня там, на какой-то гребаной секс-кровати, которую, я всерьез надеялся, тщательно вымыли, мои бицепсы вздулись до боли, когда я попытался вырваться из этой пытки.
В моей голове не было ничего, кроме белого шума и образов, которые я запечатал в памяти. Горячие губы на моей плоти и самые голубые глаза, которые я когда-либо видел, смотрят прямо в мою почерневшую душу, видят меня всего и находят это достаточным. Находят это достойным. Невозможно, но все же это правда.
Вот и все. Все, что у меня оставалось в темноте. Боль и паника, страх и страдание и она. Остальное отошло на второй план. Потому что каждый раз, когда в моей плоти начинала образовываться трещина, она была рядом, чтобы ее унять. Она была там, чтобы шептать мне на ухо ободряющие слова. Она была там, чтобы вытащить меня из темноты. Я был ее демоном и готов был сломаться только ради нее.
Только не для этого чудовища. Никогда больше.
Ледяная вода заставляла меня сильно дрожать, пока я брыкался, но я не издал ни звука. Ни единого.
Поток воды прекратился, тряпку, которой было облеплено мое лицо, сдернули, и я увидел лицо моего собственного личного ада, когда он уставился на меня свысока. Без сомнения, он считал эту позу подходящей. Здесь я был у него под каблуком. Под ним. В его власти. Под его контролем.
Но я уже давно отобрал у него контроль. Дольше, чем он мог когда-либо осознать. Я вернул его в тот день, когда ездил с игрушечной машинкой в Испанию, когда был совсем маленьким ребенком. Я забирал его каждый раз, когда придерживался своего распорядка или играл на пианино. В моей душе была музыка, которую он никогда не смог бы уничтожить, она текла гуще, чем кровь в моих венах.