Королева карантина
Шрифт:
Я ахнул, не в силах сдержаться, когда глотнул воздух, и мои легкие скрутило от боли, перед глазами заплясали черные точки, пока я боролся, чтобы оставаться в сознании.
— Где вакцины? — просто спросил мой отец, разглаживая рукав рубашки, как будто капли воды, попадающие на его одежду, были самой большой проблемой в комнате прямо сейчас.
Я задыхался, мое дыхание было хриплым. Не было никакого способа скрыть это, поскольку мое пересохшее горло и воспаленные легкие боролись за воздух и отвергали его с такой же силой. Болело все. Внутри моего тела, в моей голове. Я начинал бредить,
Я посмотрел ему в глаза, позволил ему увидеть, как чертовски мало я о нем думал, как мало меня волновало, что он это делает. Я дал ему понять, что ему не сломить меня, и я знал, что он это понял.
Его губы дрогнули от того, что, я был уверен, было гордостью, и я был рад сказать, что, черт возьми, не хотел этого. Я не хотел его гордости или презрения, его любви или ненависти. Я вообще ничего не хотел от него, кроме его смерти. И если я переживу этот обмен, я преподнесу это ему на блюдечке с голубой каемочкой.
Полотенце снова упало мне на лицо, и моя грудь сжалась в паническом ожидании того, что, как я знал, должно было произойти, когда ледяные капли воды упали с моих волос в корыто подо мной, пока я слушал, как он набирает воду обратно в ведра.
Но я бы стерпел это. Я бы вытерпел это ради моих братьев, а больше всего я бы вытерпел это ради нее.
Вода обрушилась на меня, и внутри моей головы я кричал во всю мощь своих легких, даже несмотря на то, что они горели, я кашлял и меня неудержимо рвало. Но ни звука не сорвалось с моих губ в знак протеста против пыток. Я не сорвался бы. Я лучше умру.
В темноте я снова искал ее и почти ощущал ее вкус на своих губах, прикосновение ее нежной кожи к кончикам моих пальцев. Это было все, что мне было нужно, чтобы найти в себе силы, пока пытка продолжалась. Это было все, что мне было нужно, чтобы пройти через что угодно.
Я.
Бы.
Не.
Сломался.
Никакой вечной тьмы не было. Не было ни света в конце туннеля, ни рая с обнаженной Татум умоляющей о моем члене. Не было ни пушистых белых облаков, ни даже пылающих врат ада, если уж на то пошло.
Нет. Смерть для Киана Роско была чертовски похожа на пребывание в ловушке в чане с обжигающей агонией, в то время как невообразимая боль пронзала мой левый бок, а в ушах гремела песня «All The Small Things by Blink-182».
Хотя я серьезно сомневался, что это саундтрек к аду, и у меня возникло ощущение, что это может быть просто что-то более интуитивное, когда я слушал тексты, и они возвращали меня к реальности.
В затылке у меня стучало, как чертов барабан, и я должен был предположить, что ударился им действительно чертовски сильно, но прямо сейчас я не мог позволить себе обращать внимание на свои травмы. Мне нужно было отодвинуть их в сторону и выяснить, что, черт возьми, происходит.
Мои глаза резко
Мужчина напевал музыку, доносившуюся из портативного динамика, установленного на унитазе, и я медленно повернул голову как раз в тот момент, когда он опрокидывал в ванну большую синюю бочку с жидкостью, стоя ко мне спиной во время работы. Я прищурился, глядя на другую бочку, которая лежала на боку у его ног, прочитал этикетку и стиснул зубы, когда понял, что этот ублюдок готовил для меня кислотную ванну.
Ну и пошел он нахуй. Я не для того так чертовски усердно раскрашивал свою плоть чернилами, чтобы все это растворилось в гребаной ванне с кислотой, как какой-нибудь гангстер-неудачник среднего сорта.
Я перекатился на бок, резко втянув воздух, когда боль от пулевого ранения пронзила меня, как вспышка адского пламени. К счастью, «Blink-182» играла достаточно громко, чтобы заглушить звук того, как я поднимаюсь на четвереньки, кряхтя от боли в теле.
Этот засранец слегка повернулся, и я замер, ожидая, что он увидит меня, подойдет ко мне, попытается, блядь, прикончить меня — но он этого не сделал. Он просто наклонился, чтобы вылить последние капли из своей бочки с кислотой, и показал мне свой профиль. Это было все, что мне было нужно, чтобы узнать ублюдка, который поднял руку на мою девушку, и наполнить меня ослепляющей жаждой мести.
Я вскочил на ноги, из меня вырвался яростный рык, когда я почти потерял сознание от боли в теле, но я не позволил этому остановить меня.
Этот засранец обернулся с тревожным криком, выхватывая пистолет из-за пояса за полсекунды до того, как я столкнулся с ним.
Мой вес отбросил его назад, к стене рядом с ванной, и я схватил запястье его руки, державшей пистолет, и с яростным ревом ударил его об кафель.
Он нанес удар кулаком прямо мне в бок, меня пронзила агония, когда он попал в мое пулевое ранение, и звезды ожили перед моими глазами, когда темнота заволокла мое зрение. Забвение позвало меня, и я велел ему съебаться нахуй, запрокинув голову вперед и разбив ему нос, отчего кровь брызнула мне в лицо.
Я ударил его кулаком в живот и снова ударил запястьем о кафель, вынудив выронить пистолет, который отлетел в сторону полиэтиленового брезента.
Я обхватил его горло другой рукой, но его кулак врезался мне в бок снова и снова, и боль была такой ослепляющей, что я каким-то образом обнаружил, что падаю, ударившись задницей о край ванны и чуть не упав в нее спиной.
Каким-то Божьим промыслом, или дьявольским, или просто благодаря гребаной удаче мне удалось ухватиться за край ванны, мой ботинок врезался ему в грудь, когда он бросился на меня, и я снова отбросил его от себя.