Королева Кастильская
Шрифт:
– Культуры! – завопил Хименес с горящими от гнева глазами. – Какая культура может быть без христианства?! Я вижу, что в Гранадском королевстве христианская вера не считается чем-то очень важным. Но так продолжаться не будет, уверяю вас! Так продолжаться не будет.
Талавера был в полном замешательстве. Тендилья поднял брови. Он был раздражен, правда, несильно. Он понимал фанатиков, подобных Хименесу. Просто перед ним стоял еще один Торквемада. Тот создал инквизицию, а такой человек как Хименес будет постоянно зажигать ее костры. Тендилья был недоволен. Его любимая Гранада
Он улыбнулся. Пусть этот фанатичный монах пышет злобой. Правда, он главный в Испании… Все же какая жалость, что такая должность не была пожалована цивилизованному аристократу… Однако Тендилья отлично понимал соглашение, заключенное Фердинандом и Изабеллой с Боабдилом, и надеялся, что по крайней мере Изабелла будет соблюдать это соглашение.
Поэтому, пока Хименес произносил напыщенные слова, он улыбался, не особенно беспокоясь.
Гранада была защищена от ярости этого фанатика.
Изабелла держала на руках младенца. Легкость маленького сверточка беспокоила ее.
«Некоторые дети очень маленькие, – успокаивала она себя. – Я так много волнуюсь, потому что все время ищу то, чего нет».
Она начала расспрашивать нянек о ребенке. Его маленькое высочество – хороший, спокойный ребенок. Он с удовольствием ест и почти не плачет.
«А может, было бы лучше, если б он сучил ножками и пронзительно орал?» – думала Изабелла. И тут же вспомнила о своей дочери Хуане, которая вытворяла подобные вещи.
«Я не должна выдумывать несуществующие страхи», – корила себя королева.
С ребенком была кормилица – крепкая женщина, с полными грудями, выпирающими из корсажа. От нее исходил такой сильный запах Olla podrida, [14] который даже несколько оскорблял обоняние королевы. Но кормилица просто излучала здоровье и была так привязана к младенцу, как никто другой из женщин, кормящих чужих детей.
Бесполезно было ее спрашивать, как ребенок сосет грудь. Жадно? Охотно ли ест?
14
Olla podrida – горячее блюдо из разных сортов мяса и птицы с овощами (исп.).
Ведь она скорее ответит так, чтобы обрадовать королеву, нежели скажет правду.
Катарина упросила, чтобы ей разрешили подержать ребенка, и Изабелла положила его на руки дочери.
– Вот, садись возле меня. И держи нашего драгоценного маленького Михаила как можно крепче.
Изабелла наблюдала за дочерью с ребенком на руках. Наверное, пройдет совсем немного времени и она вот так же будет убаюкивать свое собственное дитя.
Эти мысли смутили ее. Как она сможет перенести разлуку с Катариной? А ведь очень скоро им придется расстаться. Король Англии постоянно давал понять, что его нетерпение растет. Он требовал все больших уступок. С тех пор как умер Хуан и его
Во время поездки в Гранаду Фердинанд сказал королеве:
– Теперь для нас союз с Англией намного важнее, чем когда-либо. Так что это произойдет уже довольно скоро.
В детскую вошел Фердинанд. Он получал огромнейшее наслаждение при виде малыша. Изабелла, наблюдая за тем, как пристально вглядывается король в детское личико, понимала, что тот отнюдь не переживает тех страхов, которые владели ею.
– Он все больше начинает походить на своего отца, – произнес Фердинанд, расплываясь в улыбке. – Ах, дочь моя, думаю, тебе недолго осталось ждать, когда ты будешь держать на руках своего собственного ребенка. Принца Англии, который в один прекрасный день станет королем. А?
Король полностью уничтожил спокойствие Катарины. Но бесполезно было сердиться на него. Все равно он никогда не поймет дочь так, как понимает ее мать. Фердинанд повернулся к Изабелле:
– У твоего архиепископа прекрасное настроение, – произнес король с иронической улыбкой. – Он просит об аудиенции. Не думаю, что ты пожелаешь принимать его в детской.
Изабелла почувствовала облегчение, покидая Катарину с Михаилом, ибо несчастное выражение лица дочери вызывало у нее волнение и жалость.
– Я приму архиепископа немедленно, – сказала она. – Он просил аудиенции у нас обоих?
– У обоих, – подтвердил Фердинанд.
Он подал Изабелле руку и вывел ее из детской.
Хименес расхаживал взад-вперед по небольшой приемной зале. Когда вошли суверены, он повернулся к ним. Он не приветствовал их, как того требовал этикет. Фердинанд отметил это, и его брови удивленно поднялись, как бы ясно говоря Изабелле: «Вот каковы манеры у вашего архиепископа!»
– У вас плохие известия, архиепископ? – осведомилась Изабелла.
– Ваше Величество, известия действительно плохие. С тех пор, как я попал в этот город, я получаю удар за ударом. Кто бы мог подумать, идя по улицам этого города, что он ступает по христианской земле!
– Это процветающий и счастливый город, – напомнила ему Изабелла.
– Если это процветание, то процветание дьявола! – выкрикнул Хименес. – Счастье! И вы можете называть людей счастливыми, вы, христианка, когда они погрязли во тьме и невежестве!
– Они трудолюбивые и умелые люди, – вмешался Фердинанд, произнеся эти слова очень холодно – таким тоном он всегда говорил с Хименесом. – Они приносят богатство и процветание городу.
– Они приносят огромное богатство! – повторил Хименес. – Они поклоняются языческим богам! Они оскверняют нашу страну! Да как мы можем называть Испанию христианской, если она дает прибежище подобным людям?
– У них есть их собственная вера, – тихо проговорила Изабелла, – а мы делаем все возможное, чтобы обратить их в истинную веру. Архиепископ Гранадский рассказывал мне, что он обучился арабскому языку и перевел на этот язык часть Евангелия. Что еще мы можем сделать?
– Я думаю, очень многое.