Королева морей
Шрифт:
Остальные четверо сыновей вели дела на огромной территории в разных странах, и отец изредка посещал их, требуя отчета строго и придирчиво. Видимо поэтому Шахаба не любили и, чувствуя такое отношение к себе братьев, он, в отличие от них, вел свободный образ жизни. До сих пор не обзавелся женами и предпочитал временные связи, не обременяя себя семейными узами и заботами. Он пользовался успехом у женщин, знал об этом и частенько занимался самолюбованием, проводя много времени в веселых забавах с друзьями, которых у него было множество.
И вот теперь Абу-Мулайлу предстояло провести
Абу-Мулайл приказал говорить с молодой женой только по-арабски, и все слуги выполняли приказ, зля и раздражая Асию. Она ничего не понимала, но делать было нечего. Пришлось учить язык, и за время пути она кое-как овладевала премудростями этого говора.
— Я истинный араб, и все мои люди должны говорить на моем языке, — сказал ей Абу-Мулайл. — Учись, дочь моя, и тебе откроются все прелести этого мудрого древнего языка, на котором говорил сам пророк.
Асия молча кивнула, улыбнулась и ласково, робко склонилась к груди мужа.
— Буду стараться, господин мой и повелитель, — сказала она, пытаясь подражать витиеватому слогу восточного разговора.
— Никто не знает нашей тайны, и мне даже жутковато становится от этого, поэтому прошу тебя ничем не выдавать ее. Чувствую что-то неладное у себя внутри. Наверное, старость моя торопится. Этого тоже говорить никому не следует, Асия, дочь моя.
— Вы наговариваете на себя, господин мой.
— Нет, Асия, не наговариваю. Все так, как я сказал. А ты будь поосторожней с моим непутевым Шахабом. Хоть и люблю его без меры, однако доверия к нему у меня нет. Человек он не совсем надежный. Боюсь, не удержит в руках дело моей жизни.
— Зачем так мрачно, господин? Все будет хорошо.
— Сейчас я часто об этом молю, дочь моя, но молитвы мои возносятся к небу и о тебе, Асия. Считаю своим долгом оставить тебя самостоятельной и независимой. И пусть свершится воля Всевышнего.
Этот разговор спугнул безмятежность Асии. Она стала задумываться над своим будущим, которое никак не налаживалось. Вот и теперь, несмотря на богатство и честь, выпавшие на ее долю, оно могло лопнуть со смертью Абу-Мулайла. А он старел на глазах, его точила какая-то болезнь, оставляя на лице уже заметный след.
А молодость продолжала преподносить ей свои сюрпризы. Она заметила, что Шахаб все чаще посматривает в ее сторону, и вскоре невольно стала ждать этих взглядов, жарких, притягательных, волнующих. С волнением она замечала во дворе его статную легкую фигуру, облаченную в отличные наряды.
Однажды служанка как бы невзначай бросила:
— Асия-ханум, а наш молодой господин сильно встревожен появлением в доме молодой женщины.
— И что из этого? — спросила с наигранным спокойствием и равнодушием Асия, а сама вся превратилась в слух.
— Да я так просто, ханум. Просто уж очень пригож наш молодой господин.
— Болтаешь без меры, Сафа! Мне это не нравится.
— Что вы, ханум! Просто
Асию необычайно взволновал этот, казалось бы, невинный разговор. Она сама стала замечать, что все чаще думы ее останавливались на Шахабе. Сердце замирало от мысли, что Абу-Мулайл может узнать об этом, стыд заливал ее щеки. Она сердилась на себя и отвлекалась мыслями и мечтами о скачках в горах или о море, которое часто снилось ей в душные ночи.
Абу-Мулайл все чаще посещал Асию, и не столько вел беседы, сколько тихо сидел рядом и гладил ее золотые волосы своей сухой рукой. Рука эта, как замечала Асия, становилась все тоньше. Однажды он сказал:
— Асия, мне так хочется побыстрее попасть в родные места. Тянет меня к могилам предков, и страх забирает, что могу не успеть.
— Ну о чем вы говорите, господин! — воскликнула Асия с искренним сочувствием и жалостью в голосе. Она действительно прониклась уважением и благодарностью к этому странному больному старику, так хорошо понявшему ее.
— Надо спешить, Асия. А путь далек и труден. Боюсь, что идти караваном мне уже не под силу.
— А как же тогда? — удивленно воскликнула Асия, и ее расширенные глаза наполнились слезами сожаления.
— Ты так еще мало знаешь. Вот и я тебя с трудом понимаю, хотя с тобой постоянно говорят по-арабски. Море может сократить и ускорить дорогу, Асия.
— Да где же оно, море? Всюду пустыни и горы.
— Море не так уж далеко. Надо пройти невысокие перевалы приморских гор, и оно засинеет. Море было всегда близко моим предкам, они связывали свои жизни с ним. Мы ведь старые бродяги-купцы. И начинали мои деды с морской торговли. Это я уже немного отошел от нее. Но теперь оно тянет меня неодолимо. Видно, торопит меня судьба.
Асия видела, что говорит он не так легко, как раньше. Болезнь не отпускала, а призывать лекарей он не хотел, полагаясь на волю аллаха и предопределение.
— Все в руках всемилостивейшего, — говорил он, обращая лицо к кыбле и оглаживая ладонями бороду. Хочется еще раз поклониться священной горе Джебель-Шам, хотя подойти к ней я уже не смогу.
— Я слышала, что там так печет солнце, что жить невозможно, — неуверенно сказала Асия.
— Жарко, это верно, но жить можно. Место благодатное. Море, песок, финиковые пальмы, — голос Абу-Мулайла потеплел, глаза увлажнились и засветились молодо и живо. Он на минуту стал прежним деятельным и стойким человеком, каким был еще месяц назад.
Что-то тоскливое сжало сердце Асии. Этот белоголовый старик так и рвался в родные места, хотя вся его жизнь прошла в пути. А как же быть ей на этой страшной и непривычной земле, где женская доля предопределена и никакие законы не изменят ее?
Глава 25
БОРЬБА ЧУВСТВ
Мулайл таял на глазах. Он жаловался Асии, что его мучают боли, от которых нет спасения.
— Не очень-то приятно показывать свои слабости, когда столько лет сам ругал за них, — сказал он в тишине и сумраке ночи, сидя на подушках в спальне.