Королева мутантиков
Шрифт:
Наводнение схлынуло, земля впитала воду, и на открытых пригорках буквально на глазах вырастала новая трава и кустарник с красными колючками и зазубренной листвой.
После Большого Взрыва, когда над мутатерриториями шли радиоактивные кислотные дожди и земля дымилась, как кострище, смогли выжить лишь наиболее стойкие растения, которые в короткие промежутки между дождями успевали покрыться новыми листьями взамен сожженных и принести плоды и семена. Сложные условия внешней среды позволили уцелеть самым живучим видам трав и кустарников, и теперь они с жадностью
Так, срубленные для шалаша еловые ветки укоренились, и на них уже стали появляться маленькие шишки.
Земля подсыхала так быстро, что плот сел на мель, а на стволах, из которых он был связан, набухали молодые почки.
– Придется идти пешком, – грустно сказал Хорошист. – Ножками по кочечкам трам-бам-бам!
Дедушка Умник попытался проехать по тропинке на своем скейте, но быстро увяз в грязи.
– Докатался! И почему не изобрели гусеничный скейт-вездеход? – вздохнул он. – Чтобы и по песку, и по грязи можно было передвигаться!
Хорошист и Бормоглотик договорились нести дедушку по очереди на плечах. Старик был легкий, но болтал без умолку, размахивал скейтом и пару раз нечаянно заехал им кошачьему мутантику по лбу. Из рюкзака на спине у Бормоглотика вылезла жаба Биба и оглашала лес громким кваканьем, прерываясь только тогда, когда Умник всовывал ей в рот какую-нибудь таблетку.
– Это настоящая жаба-копилка! Восьмое чудо света! Может съесть целый грузовик и при этом сохранит те же размеры! Черная дыра у нее внутри, что ли? – поражался старичок.
Всю дорогу к поселку Пупырь был сосредоточен и что-то бормотал под нос. Хорошист прислушался и понял, что счастливый отец подбирает имена для своих чад: Яшма, Бубуня, Пупик… Нет, не то. А если назвать девочку Мумуней в честь жены?
– С двумя Мумунями будут сплошные путанодрыги! – сказал Хорошист, когда Пупырь обратился к нему за советом. – Скажем, ты позовешь жену: Мумуня! – и откликнутся сразу две. И одна, которая будет лишняя, устроит обижалки!
– Лишних Мумунь не бывает. Мумуни все дорогие и любимые, – сказал Пупырь.
– Спорить с тобой – все равно, что тащить за уши заупрямившегося осла, – сказал Хорошист и вскрикнул, потому что дедушка Умник перепрыгнул с Бормоглотика на его плечи, подобно татарскому всаднику, который перескакивает на скаку на запасную лошадь.
Трюшу с трудом удалось уговорить остаться в шалаше с Мумуней и двойняшками. С двумя близнедрыгами , как называл их Хорошист, было непросто управиться. Все приходилось делать одновременно: одевать, кормить, менять пеленки, иначе второй малыш обижался и начинал плакать, вопить до посинения.
– Для двух близнецов нужно быть мутантиком с четырьмя руками, – сказала Мумуня.
Трюша вспомнила, что у бабушки ее приятеля было четыре руки, и эта многорукая бабушка за полдня успевала переделать все домашние дела, а потом сидела и скучала.
– Мы же не оставили Мумуне никакой еды! – спохватился Пупырь
– Ты забыл, что шалаш смыло, а мои запасы наверняка растворились в воде, – напомнил мутантик с двумя пупками. – Нужно будет зайти в поселке в аптеку и порыться хорошенько на складе. Вполне возможно, там осталось что-нибудь вкусненькое.
– А памперсы ты не пробовал? – спросил Хорошист, вспомнив, что он тоже отец маленькой девочки и может дать квалифицированный совет.
– Памперсы? Пробовал, конечно… Мы их надевали ей несколько раз, когда Трюша была маленькой, – рассеянно ответил Пупырь.
– Что? Надевали? Вот варвары! Зачем было портить такой хороший продукт? – возмутился лобастик, едва не стряхнув с плеч дедушку Умника.
– Когда Бубнилка была маленькой, она любила памперсы. Они мягкие, сделаны из великолепной бумаги и очень калорийны, – объяснил Умник после того, как вновь устроился на плечах у сына.
– Странные вы существа, лобастики! Сколько лет вас знаю, а никак не привыкну к причудам. Вот мы кормили Трюшу аспирином, слабительными таблетками и антибиотиками – как все нормальные мутантики, – с гордостью сказал Пупырь.
На этом разговор о детях, питании и воспитании прервался, потому что впереди показался поселок. Потянуло гарью – над домами поднимался черный дым.
Горело правое крыло почтамта, в котором раньше прятались шерстюши и лобастики. Но им удалось перебраться в центральную часть, и они отгородились от правого крыла, но карлики швыряли в окна новые горшочки с зажигательной смесью, а над пылающим зданием, отдавая приказы, на Черном Герцоге носилась Карла.
Требуха, сожрав свои запасы вороньих ножек, вновь стала страдать высотобоязнью и скатилась со спины летучей мыши, чудом успев ухватиться за одну из ее лап. Толстуха висела в когтях Герцога и думала: как непохожи лапы чудовища на вкусненькие вороньи окорочка и что если изжарить Герцога, то, должно быть, на вкус он будет омерзителен.
Словно уловив эти крамольные мысли, летучая мышь разжала когти, и толстуха камнем полетела вниз, свалившись на голову шпиону Нытику. Не желая, чтобы над ней смеялись, толстуха встала с земли и напустила на себя важный вид.
– Ну-с, а я к вам с ревизией! – сказала она удивленным карликам. – Прилетела специальным рейсом. Как дела на фронтах?
– На фронтах все отлично, – доложил Нытик, ощупывая голову. – Во всяком случае, пока ты не свалилась, все было чудесно.
– Я решила устроить тебе приятную неожиданность, – хихикнула Требуха.
– То, что это была неожиданность – готов руку дать на отсечение, а приятной я бы ее не назвал, – признал Нытик.
На площадь, хлопая крыльями и сбивая с ног зазевавшихся карликов, опустился Черный Герцог. На его привыкших к темноте глазах была повязка, чтобы он не пугался солнца. Но и с завязанными глазами мышь не была слепа, используя уши-локаторы, сообщавшие ей о любом препятствии на пути.