Королева нефритов
Шрифт:
Желая добраться до пистолета, рукоятка которого все еще торчала из грязи, Иоланда и Эстрада рванулись вперед, но их движения были невероятно медленными. С каждым яростным рывком они подавались вперед лишь на считанные миллиметры — и увязали все глубже и глубже. Их руки лихорадочно двигались, но соперники оставались практически на том же месте — не считая того, что постепенно погружались в топь. Лежавший рядом с Иоландой рюкзак уже исчез в пучине.
— Иоланда, не двигайся! — крикнул Эрик.
Но она продолжала изо всех сил рваться вперед; руки соперников шлепали по грязи совсем рядом с пистолетом.
Иоланда нажала на спусковой крючок, но ничего не произошло — патронник был забит грязью.
— Ааа! — сказал Эстрада. Он открыл глаза, и его шрам стал белым, как бумага. — Выбирайся, если сможешь. Я все равно умру здесь.
Он погрузился в трясину уже по грудь, Иоланда — по талию.
— Ты действительно хотел меня убить? — отчаянно хватая ртом воздух, допытывалась она.
— Не знаю, — ответил он. Слезы текли по его лицу.
— Иоланда, перестань разговаривать и расслабься! — скомандовал Мануэль.
Постепенно продвигаясь вперед, мы с Эриком уже почти достигли края ямы, где стоял отец. Я видела, что Мануэль дрожит, руки и ноги плохо его слушались, на лице плясала натянутая улыбка; колени его вдруг подогнулись, и он рухнул в грязь, под тяжестью рюкзака опрокинувшись на бок. Чуть слышным голосом Мануэль начал ругать себя за трусость, прибегая к выражениям, которых я от него никогда до сих пор не слышала. Иоланда не говорила ничего. Молчали и мы с Эриком. И тут все еще находившийся на твердой почве Мануэль совершил над собой усилие и, плача и ругаясь, принялся разворачивать гамак. Вид у него был ужасный, лицо перекошено. Тем не менее, упершись руками в землю, он заставил себя встать и швырнул гамак в сторону Иоланды.
— Хватайся! — крикнул Мануэль.
Когда мы с Эриком оказались возле Мануэля, тот бросил гамак еще раз и снова промахнулся. Он больше не дрожал. Мануэль бросил гамак снова, Иоланда скользкими пальцами ухватилась за веревки. Рот ее был широко раскрыт, челюсть мелко дрожала.
— Живее! — крикнул Эрик.
Она продела пальцы в отверстия гамака, который уже и сам постепенно исчезал в трясине.
Втроем мы начали тянуть. В этом деле гамаки не столь эффективны, как веревка, так как более эластичны, но мы не уступали, и постепенно Иоланда выбралась, заскользила по поверхности болота. Эстрада пристально смотрел на нас; лицо его было белым как мел. Но когда Иоланда была уже возле самого берега, она вдруг протянула руку в сторону Эстрады. Она ничего не говорила, оба молча смотрели друг на друга.
— Выбирайся! — крикнула я.
Она по-прежнему не сводила глаз со своего врага. Эстрада ушел в топь еще глубже, но его лицо перестало дергаться.
— Ты не понимаешь, — сказал он.
Она вздрогнула.
— Эстрада!
Он молча смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
— Эстрада!
И тут лейтенант неожиданно подался вверх. Сначала мы не поняли, что он делает, а потом, когда осознали, что происходит, с ужасом смотрели, как он головой вперед ныряет в пучину. Какой-то миг на поверхности еще была видна его спина, потом исчезла и она.
Над трясиной воцарилась
— Тащите ее дальше! — крикнул Мануэль.
Мы тянули до тех пор, пока Иоланда не оказалась вне опасности. Схватив ее за талию, Эрик помог Иоланде вылезти на твердую почву.
Мы все были с ног до головы покрыты тиной, водорослями и какими-то семенами. Мануэль совершенно выбился из сил. Иоланда, сгорбившись, стояла между нами, вода текла с нее ручьями. В конце концов она принялась оттирать въевшуюся грязь, но дело шло неважно. Ее глаза были широко раскрыты, но она явно была где-то далеко.
— Что он имел в виду, когда сказал, что я не понимаю? — вдруг спросила она.
— Не знаю, милая, — сказала я.
— Что он имел в виду?
— Не могу сказать.
— Он псих, — вмешался Эрик. — Убийца.
— Не уверена, — сказала Иоланда.
Эрик плотно прикрыл веки.
— Господи, век бы мне этого не видеть.
— Что ты хотела сделать? — обняв Иоланду, спросила я.
Мануэль провел рукой по голове.
— Почему ты к нему дернулась? Мы чуть было тебя не упустили.
Она посмотрела на меня сквозь сетку рассыпавшихся по лицу волос.
— Я пыталась спасти его, Лола, — сказала она. — Хотела спасти ему жизнь.
И, прижавшись щекой к моей груди, начала плакать.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Прошло немало времени, прежде чем мы пришли в себя, выбрались из болота и двинулись назад по коридору, прорубленному в зарослях можжевельника. Каждый был погружен в себя, переживая ту трагедию, которая только что произошла на наших глазах. Понадобилось совсем немного слов, чтобы выяснить всеобщее мнение — на восток идти не следует.
— Это была ошибка, — признала Иоланда, когда мы бок о бок пробирались с ней через кустарник. — Если бы отец остался жив, я бы сказала ему, что он был прав, когда отказывался идти на восток.
— Ох, Иоланда!
— Ну, это уже не имеет значения. Что сейчас имеет значение — так это поиски твоей матери. И теперь мы знаем, что здесь ее наверняка нет.
— С тобой все в порядке?
— Нет, не все. — Она покачала головой и на несколько секунд замолчала; мы по-прежнему пробирались по лесу в сторону реки Саклук. — Со мной не все в порядке. Я сама не понимаю, почему пыталась ему помочь — я имею в виду Эстраду. — Она откашлялась. — Но я и сейчас хотела бы его спасти…
— Мне очень жаль.
— Это могло кончиться и по-другому. Все могло кончиться хорошо.
Я взяла ее за руку.
— Скажи мне, что все могло выйти по-другому! — настаивала она.
— Все могло выйти по-другому, — повторила я.
Она кивнула, и дальше, до самой реки, мы шагали молча. Стало жарко, рабочие куда-то исчезли. Помывшись в реке, мы устроились на солнышке, чтобы просохнуть, но влажность была слишком высока, к тому же комары продолжали нас преследовать. Мануэль закрыл глаза и заявил, что пережил шок, которого ему хватит на десять жизней, и теперь ему необходима тишина. Эрик сидел на берегу, а мы с Иоландой мыли волосы и вычесывали грязь. Достав из моего рюкзака бумаги, Эрик начал их просматривать.