Королева пламени

Райан Энтони

Щит поднял руки, побренчал цепями.

— Однако нас привезли умирать ради их удовольствия.

— Отчаяние — грех, противный любви Отца, ибо оно есть потакание слабости, а надежда — доблесть сильных душ.

— Откуда это?

— Третья книга, Книга Борьбы, стих третий, «Испытание пророков», — сказала Рива и вспомнила, что ни разу за все время плена не размышляла о Книге Разума.

И то сказать, какой здесь прок от разума?

Похоже, воларцы очень любили статуи, преимущественно — бронзовых воинов у каскадных фонтанов и в аккуратных парках, лежащих за тесными перенаселенными пригородами. А самой примечательной особенностью

внутренней части города оказались башни, огромные угловатые строения из мрамора, высившиеся буквально повсюду. Странно, но здесь было практически пусто, лишь суетились ссутуленные робкие рабы, вычищали птичий помет и ухаживали за растениями. Наверное, прохожих не наблюдалось из-за того, что с башен десятками свисали тела. Некоторых явно подвесили заживо, судя по красно-бурым потекам на стенах.

— Их императрица любит производить впечатление на подданных, — заметил Щит.

Повозки подкатили к самому большому зданию из всех, какие видела Рива: чудесному строению овальной формы в красно-золотых цветах. Семидесяти футов высотой, пятиярусное, оно казалось совершенно необычным и странным. Куда-то подевалась любовь воларцев к углам и граням, ярусы были составлены из элегантных арок, изящно закругленных колонн, напоминающих ножки винных бокалов.

— Это большая арена Волара, — сообщил Элль-Нестра. — Наслаждайтесь видом. Скорее всего, эта арена — последнее, что мы увидим в своей жизни.

Воины в красных доспехах плотным кольцом окружили повозку. Погонщик отомкнул двери и цепи, отошел в сторону и истерично взвизгнул — приказал выходить. Его мокрое от пота лицо едва не дрожало от страха. Погонщик, очевидно, хотел поскорее убраться подальше от красных. Рива вылезла с трудом, спина и ноги болели от каждого движения. Она пыталась упражняться в поездке, но долгое сидение в тесноте и цепях ослабит даже самых крепких. Шагнув наружу, Щит застонал и упал на колени.

— Встань, — приказал спокойный равнодушный голос на языке Королевства, не испорченном и тенью акцента.

Говорил мужчина лет сорока в простом черном платье, с худым непримечательным лицом, с зачесанными назад темными волосами, седеющими на висках, и гладкой чистой кожей.

Прищурившись от солнца, Щит глянул на мужчину и процедил:

— Не вижу кнута.

— Мне не нужен кнут. Подчинись — или умрешь.

Элль-Нестра кивнул в сторону арены:

— Умереть там или здесь — какая разница?

— Там есть шанс пожить некоторое время, — ответил мужчина и внимательно, оценивающе посмотрел на Риву. Удивительно, но в его взгляде не было похоти и жестокости. — Меня зовут Варулек Товрин, — сказал он ей. — Я — управитель большой арены Волара и хозяин гарисаев по милостивому соизволению императрицы Эльверы.

Он отвернулся и подозвал пару красных. Рива заметила, что его руки от запястий до кончиков пальцев покрывает сложная татуировка, незнакомая по стилю, очень плотная и причудливая, гораздо сложнее, чем та, которую носила королевская лоначка. Сколько же часов мучений пришлось вытерпеть, чтобы нанести такую татуировку на живую плоть? Мужчина заметил ее взгляд и уж совершенно неожиданно посмотрел на нее с симпатией.

— Она желает видеть тебя, — сказал он.

Холодный воздух обдувал лицо, но не приносил облегчения. Подергиваясь от толчков каната, кабина быстро шла вверх. Сотня рабов внизу с проворством затаскивала Риву на вершину башни. По бокам Ривы стояли воины в красном, но

они не мешали ей поворачиваться и смотреть на город. А тот раскинулся под ногами во всем роскошном великолепии — истинное чудо. По сравнению с ним Алльтор и Варинсхолд казались всего лишь кучкой убогих лачуг. Глядя на идеальную упорядоченность города, Рива нехотя призналась себе: это величайший из виденных ею примеров созидательного человеческого гения. Каждая улица, парк, проспект располагались строго в соответствии с планом и назначением, нигде лишнего изгиба. Но стены башен испещряли маленькие темные точки, и они говорили: Волар — огромная ложь, приятный на вид фасад, скрывающий смрадную яму.

Кабина остановилась у балкона в двадцати футах от вершины башни.

Юная, завораживающей красоты рабыня церемонно поклонилась Риве и повела ее в помещения. Красные пошли следом.

Внутри царил полумрак, рассеиваемый лишь стоящими там и тут масляными лампами. Разноцветные шелковые занавеси закрывали окна, сквозь них едва просачивался свет. Занавеси колыхались от ветра, гуляющего вокруг башни. Несмотря на сумрак и мелькание цветов и теней, Рива, приученная первым делом находить главную опасность, тут же отыскала взглядом императрицу.

Она сидела на табурете у маленького стола, одетая в простое белое платье, босые ноги опирались на мрамор пола — плоские пальцы, изогнутый свод. Ступня танцовщицы. В одной руке императрица держала натянутый на круглую рамку кусок ткани, в другой — иглу с ниткой. Лицо оставалось в тени, хорошо различался только элегантный профиль. Императрица, сосредоточившись, напряженно продевала иголку сквозь ткань. Дюжина рамок с тканью валялись на полу, все — с неуклюжими грубыми стежками. Некоторые рамки были поломаны, ткань в них разорвана. Интересно, почему рабыня не убрала их?

— Ты использовала мое имя, — не отрываясь от шитья, произнесла императрица.

Рива промолчала. Рядом испуганно всхлипнула рабыня. Рива посмотрела на нее. Бедняжка прямо дрожала от страха, от отчаянного желания предупредить, не допустить. Она едва заметно кивнула, в глазах стояла мольба. Риве захотелось сказать ей, что на милость тут рассчитывать нечего и осторожность ни к чему, — и поблагодарить за заботу.

— А, так ты нравишься Лиезе, — наконец посмотрев на Риву, сказала императрица.

Ее пальцы запутались в ткани, от воткнувшейся иглы расползалось багровое пятно. Если женщина и ощутила боль, то не подала виду, встала, подошла и одарила Риву искренней теплой улыбкой.

— Она очень уважает тебя, — приблизившись вплотную к месту, куда цепи позволили бы дотянуться Риве, заметила императрица.

Она была на пару дюймов выше Ривы, стройная, атлетически сложенная, с виду чуть за двадцать, но один взгляд на лицо — и становилось понятно, что глазами юной девушки смотрит немыслимо старое существо. И это существо, вне всяких сомнений, владеет Даром, отобранным у Ваэлина под Алльтором.

Женщина склонила голову и закрыла глаза, будто прислушивалась, улыбнулась и не без сожаления проговорила:

— Увы, твое чувство не взаимно. Ах, прости, милая Лиеза, но сердце нашей гостьи занято другой женщиной. Хотя, быть может, тебя утешит, что наша гостья испытала легкий позыв похоти при взгляде на тебя. Любовь владеет нашими сердцами, но тела всегда отданы похоти. Она — предатель, живущий в каждой душе.

Женщина открыла глаза и в растерянности нахмурилась:

— Я придумала это или прочитала в книге?