Королева пламени
Шрифт:
— Сколько? — подкатив бочку к люку, спросил Текрав.
— Все, — ответил Френтис.
Текрав перевернул бочку, Лекран выбил крышку топором. Ламповое масло хлынуло в колодец. За первой бочкой последовала вторая. Носильщики спешно тащили бочки к другим выходам из канализации.
Френтис посмотрел на крышу склада, где стояла Иллиан с факелом в руках и качала им. Это означало, что все выходы из канализации под контролем и там по меньшей мере рота бойцов.
— Больше нет смысла ждать, — сказал Френтис Текраву.
Главный квартирмейстер подошел
— За Лемеру, — сурово произнес он и швырнул факел вниз.
Столб огня взметнулся футов на десять. Спустя несколько секунд он опал, но из колодца то и дело вырывались языки пламени. Френтис прислушался: ничего. Ни единого крика.
Он оставил Дергача с ротой караулить горящий колодец, а сам побежал с Лекраном и Ренсиалем к другому, где, кроме Ивельды, столпилась половина гарисаев, наблюдавших, как носильщики опорожняют бочки. Из дыры разило вонью горелого масла, валил дым, но было до жути тихо.
— Брат, если они там есть, то умеют тихо умирать, — заметила Ивельда.
Раздался крик. Гарисай отшатнулся от колодца с кинжалом в плече. А из канализации вылетел человек, брызжущий маслом и водой, — арисаи внизу выкинули собрата наружу, и он взлетел на пять футов над мостовой. В его руке сверкнул меч, сразивший одного гарисая и ранивший второго, но тут грудь арисаю разрубила алебарда. Один за другим из колодца вылетели еще двое. Они вертелись, разбрызгивали капли масла, рубили и кололи, стараясь отогнать гарисаев. Одного быстро прикончили, но второй держался, блокировал удары и наносил раны со смертоносной точностью. Подбежавший Френтис отбил клинок и пнул врага ногой в грудь. Арисай шлепнулся на колодец, растопырившись, а снизу тянулись руки его собратьев, чтобы снова вытолкнуть наружу. Ухмыляясь, арисай дерзко посмотрел Френтису в глаза.
Тот выхватил факел у гарисая и кинул арисаю на грудь, а затем пнул еще раз, сбросил врага в залитую маслом канализацию. Вырвавшаяся колонна огня была выше и мощней прежней. Френтис едва успел отскочить. Пламя обожгло волосы на руках.
Со стороны порта донесся шум. Там тесно сбившаяся группа бойцов пыталась отразить нападение арисаев, выбравшихся из большого туннеля, выходящего к морю. Бойцы еще держались за счет численного превосходства, но с каждой минутой арисаев становилось все больше, и они забирали жизни каждым ударом меча.
— Вы — со мной! — скомандовал Френтис Ивельде. — Ночь будет долгой.
К утру Виратеск лежал под липкой пеленой серо-черного дыма, оседавшего грязью на кирпичах и плитах, на лицах и одежде изможденных, отчаявшихся бойцов. Люди бесцельно бродили по улицам, сидели, сбившись в кучи, кое-кто плакал от ужаса и изнурения, но большинство просто молчало, глядело ничего не видящими, широко раскрытыми, пустыми глазами.
— Семьсот восемьдесят два убитых и четыре сотни раненых, — доложил Тридцать Четвертый.
— А их сколько? — полируя ветошью лезвие топора, спросил Лекран.
Хотя бывшего куритая покрывал особенно толстый слой копоти, топор уже сверкал.
— Мы
— Семь за одного, — настороженно глянув на Френтиса, пробормотал Дергач. — Брат, это плохой расклад.
— А у нас хоть когда-то был расклад лучше?
Подошел Плетельщик. За ним вели единственного захваченного арисая, крепко связанного несколькими цепями. Пленник тряс головой и тихонько лукаво посмеивался, а освобожденные варитаи печально глядели на него.
— На нем не сработает, — сообщил Плетельщик.
— Его узы настолько прочны? — спросил Френтис.
— Они слабее, чем у варитаев. Он сам — испорченный и душой, и телом. Если мы уберем узы, то выпустим в мир ужасное зло.
— Тогда давайте выудим из него, что можно, и покончим с этим, — предложил Лекран и указал кивком на Тридцать Четвертого.
— Он ничего не скажет, — возразил Плетельщик. — Любая пытка для него — всего лишь очередное развлечение.
— Вы можете исцелить его? Исправить его искалеченную душу? — спросил Френтис.
Плетельщик посмотрел на арисая, судорожно сцепившего руки. Френтис не поверил своим глазам. Безжалостный смеющийся убийца — и напуган?
— Возможно, — ответил Плетельщик. — Но последствия…
— Я так понимаю, во время исцеления что-то переходит от исцеляемого к вам?
— Да, — подтвердил Плетельщик и сухо улыбнулся. — Если хотите, я могу попробовать.
— Нет, — решил Френтис, вытащил кинжал и подошел к арисаю.
Тот сразу повеселел, искренне заливисто рассмеялся.
— А она и сказала, что с тобой будет весело, — заявил раб.
— Она дает вам имена? — спросил Френтис.
— Иногда, тем, кого ей приходит в голову отличать, — пожав плечами, ответил раб. — Однажды она назвала меня Псом. Мне понравилось.
— Ты знаешь, что она послала тебя сюда на смерть?
— Тогда я счастлив, что верно послужил ее цели, — ответил арисай и твердо, спокойно, даже с некоторым достоинством посмотрел в глаза Френтису, хотя едва удерживался от смеха.
— Отчего они сделали тебя таким? — спросил Френтис, сам удивившись внезапному порыву сочувствия.
Плетельщик был прав: этого человека переделали в нечто совершенно нечеловеческое.
Ухмылка раба стала откровенно издевательской.
— А ты разве не знаешь? Твоя жизнь на арене многому научила их. Нас производили десятилетиями, тренировали, испытывали разные способы связи, стараясь превратить в идеальных убийц. Но раньше не получалось. Наши прародители выходили либо слишком дикими, либо подобиями куритаев, смертоносными, но ограниченными, требующими постоянного надзора. Мое поколение тоже оказалось неудачным. Как и полагается, мы оставили свое семя в подходящих женщинах и ожидали казни. Затем явился ты, наш спаситель, блестящий пример преимуществ жестокости, дисциплины и хитроумия, необходимых истинному убийце. Когда она послала нас сюда, то сказала, что мы встретимся с отцом. Признаюсь, я счел это честью.