Королева Психов
Шрифт:
Лёд – это спасение. Он запирает в себе чувства и не даёт миру обрушить на тебя всю его боль, позволяя пить её мелкими глотками.
– Что ты хочешь, чтобы я тебе почитал? – дед подтягивает затёкшие ноги и растирает колени.
– «Аленький цветочек», – я неоригинальна и весьма предсказуема в своих желаниях.
– Опять? – изображая недоумение, дед высоко вскидывает седые кустистые брови, – вчера же на ночь читали. Ты наизусть уже должна его знать!
– Ну, почитаааай, – достаю из сумки Книжку, которую предусмотрительно положила
– Ну, хорошо, «Цветочек», так «Цветочек», – дед покорно надевает на нос очки и кладёт на колени книгу, – дай-ка мне кошелёк, Заяц, я туда таблетки положил. Да, в сумке… там на дне поищи. Где-то… да, он.
– Деда, а кто это? – в его кошельке в прозрачном кармашке лежит маленькая прямоугольная фотография, замусоленная временем и протёртая на сгибах. Дед носил её там постоянно, будто не имея мужества с ней расстаться, – кто это, деда?
– Не узнаёшь? – дед загадочно подмигивает и ближе подносит ко мне изображение.
На фотографии яркая эффектная брюнетка с тёмным напомаженным ртом. Её округлое лицо развёрнуто в анфас и игриво улыбается лучистыми глазами.
– Деда, кто это?
– Это же наша бабушка! Бабушка Женя. Моя жена. Ну, смотри внимательно, глупыш. Узнаёшь теперь?
– Баааабушка?!! Такая красивая?!! Сейчас она совсем не такая.
– А что сейчас?
– Сейчас у неё оранжевые зубы и рот пачкается.
– Она всегда была очень красивой. И даже… теперь, – дед достал пластинку с таблетками, захлопнул бумажник и протянул его мне, – положи-ка на место, Заяц.
– Деда, ты поэтому с бабушкой не живешь? Из-за оранжевых зубов?
Дед вздохнул и раскрыл книжку.
– Нет, конечно. Не из-за этого. К тому же, когда любишь по-настоящему, внешний вид и цвет зубов значения не имеет.
– А что… что имеет значение?
– Ничего. Всё кажется неважным и преодолимым, когда любишь по-настоящему. Я до сих пор вижу бабушку такой, как на том фото. Любовь – это самое главное Волшебство, Заяц. От Любви все миры и войны, и из неё сотканы самые счастливые драгоценные дни, которые нам случайно удаётся иногда отыскать и выловить в мутной воде наших серых будней. Из неё вся музыка, волнующая сердце. Из неё Рождение и даже Смерть… Любовь и Смерть всегда рядом.
– Почему рядом, деда? – я не понимала ни слова из того, что говорил мне дед, но слушала, слушала, слушала…
– Потому что только этих двух вещей люди и боятся, Заяц. Любви и Смерти. Только Любви люди боятся гораздо сильнее.
– Почему?
– Потому что Любовь сильнее Смерти. Вот, как в твоей сказке про Цветочек. Любовь помогла девочке преодолеть Страх.
– В сказке Чудовище превратилось в принца!
– Она полюбила Чудовище, и ей было совсем неважно, как выглядит её избранник для других людей. Она в нём не видела Чудовища, понимаешь? Долго-долго играла с ним, разговаривала, читала с ним книги… а когда узнала его, то полюбила по-настоящему. ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Её любовь была настолько сильна,
– Любовь превратила Чудовище в принца?
– Да, Заяц.
– А превращаться страшно?
– И страшно, и больно, и очень-очень долго. Бывает так, что пока превратишься, станешь, как та потрёпанная старая бабушкина фотография с оборванными уголками. Но зато, если превратился, то это уже навсегда. Обратного пути уже нет.
– А если я поцелую своего плюшевого мишку, он превратится в принца? Я его сильно-сильно люблю. По-настоящему!
– Возможно, но не сразу. И, возможно, твоему медведю потребуются годы, чтобы превратиться… а перед этим… А перед этим у него вытрется вся шерсть, лопнут швы и, возможно, отвалятся лапы.
– Деда, а Чудовища всегда превращаются в принцев?
– Нет… не знаю… наверное, не всегда. А что?
– За мной ходит один странный мальчик, – мне было одновременно страшно и стыдно говорить об этом. Одну за одной я доставала и нехотя раскладывала перед дедом драгоценные монеты своего признания.
– Что за мальчик? Не Андрей ли с девятого этажа?
– Нет же! Андрей дурак! – я негодую от того, что дед не знает элементарных истин.
– А кто? Что за мальчик? Он нравится тебе?
– Совсем не нравится. Он похож… на Чудовище из сказки. Противный.
– Заяц, нехорошо так говорить о незнакомых тебе людях. Возможно, он хороший парень и просто хочет с тобой дружить. Что он делал? Он говорил с тобой?
– Нет. Просто иногда встаёт неподалёку и смотрит… смотрит… так… странно. Фу! – я немного наиграно передёрнула плечами, – Мы вчера с папой играли в мяч на стадионе, а он сел на лавочку и стал смотреть. Папа сказал, что он – «хлюст». Наверное, потому что он толстый и некрасивый. Его зовут Борис.
– Борис? Откуда ты знаешь его имя? Вы разговаривали?
– Однажды. Он сказал, что он Борис, а я его чуть не ударила, потому что он мерзкий и жирный урод.
– Ну разве так можно, Заяц?! Разве можно бить человека только-только за то, что он тебе не нравится?! – Дед посмотрел на меня своим самым строгим взглядом, – возможно, если его поцеловать, Борис превратится в прекрасного принца из сказки. Ведь далеко не все рождаются красавцами.
– Фу! Я не буду его целовать! Не буду! Не буду! – я гримасничаю, делаю страшное лицо и плюю в какой-то куст за забором, – Я лучше буду любить и целовать своего плюшевого мишку!
– Заяц, веди себя прилично, – дед вздыхает и промакивает выступивший на лбу пот клетчатым носовым платком, – ну, как тебе не стыдно?
Тёплый полуденный ветер тихо тронул пальцами струны зацветающей черёмухи. Ярко-зеленые листья слегка качнулись и заиграли симфонию неизбежно наступающего лета, ошеломительного и пыльного, звонко швыряясь нотами и ломая смычки солнечных лучей яростного майского солнца.
Куст за спиной у деда вздрогнул, и тут же раздался чуть слышный звук чьих-то удаляющихся шагов.