Королева пустыни
Шрифт:
Шаллаха сменил другой член Лиги, который тут же объявил джихад против британских неверных. Граница оставалась спорной и неопределенной, из Лондона приходили приказы отвести британский контроль поближе к Багдаду. Вся область к северу теперь бурлила восстаниями и превратилась в канал проникновения иракских националистов из Сирии. К тому же отступление британцев убедило племена шаммар и дулаим, что сообщения о военной слабости британцев не преувеличены. Налеты на дорогу между Багдадом и Мосулом достигли кульминации в сожжении поезда. Британские офицеры и их сотрудники, всего четверо, были убиты к западу от Мосула, и не прибудь без промедления британская колонна, Мосул был бы взят и весь вилайет охвачен анархией.
Бесконечные неспешные размышления Парижской мирной конференции вызвали хаос и в сильно разделенных территориях Курдистана. Месопотамские курды
Тем временем в Багдаде более образованные молодые люди организовали движение за высшее образование. Поскольку сейчас средним образованием в Месопотамии занималось всего 33 человека, их заявленная цель была недостижимой. Они преуспели в получении финансовой поддержки от богатых семейств города и получили грант от департамента образования. Новая школа была открыта в начале 1920 года, но не прошло и четырех месяцев, как она превратилась в штаб крайних националистических партий. Потом были найдены документы, показывающие, что средства использовались для найма убийц с целью устранения главных фигур у политических оппонентов.
Анархия ширилась, и уже невозможно было поддерживать порядок за пределами линий обороны вокруг Багдада, и даже дружественные вожди предупреждали, что не могут ручаться за свои племена, если британцы не покажут какой-нибудь разительный успех. К северу, на реке Диала, племена перерезали железнодорожное сообщение и напали на Баакубу, а британцы оказались не способны ее защитить. К югу от Багдада, у Шахрабана и Кифри, перебили всех сотрудников администрации. Поезд сошел с рельсов, и при эвакуации британского гарнизона из Дивании за шестьдесят миль в Хиллу пришлось снимать рельсы за поездом и класть их впереди. Путь к спасению трех рот манчестерского полка занял одиннадцать мучительных дней на голодном водяном пайке. По дороге они собрали паровозы и вагоны, оставшиеся на неповрежденных участках пути, и прибыли в Хиллу на поезде длиной в милю и прошитом пулями из конца в конец.
У более диких племен южного Ирака обнаружилось дополнительное огорчение. Они никогда раньше не платили налогов и не собирались делать это ради британцев, как раньше для турок. Простые крестьяне, управляемые военачальниками, они держали пастбища и растили посевы под защитой собственного предводителя, сидевшего в оборонительной башне. В отличие от турок англичане все собранное расходовали на благо Ирака. Задачей администрации было собрать этот налог, и А. Т. вопреки оппозиции некоторых своих коллег велел разбомбить башни наиболее непокорных предводителей. Гертруда против этой тактики серьезно возражала. Она уговаривала А. Т. начать переговоры о сотрудничестве с племенами, организовав какой-нибудь местный комитет, но он ее просьбы игнорировал. Ее меморандум по этому вопросу был, как она полагала, отправлен прямо в мусорную корзину. А. Т., раздосадованный либеральными тенденциями мандата, в своем всегдашнем убеждении, что страной можно править лишь путем непосредственного колониального режима, считал сопротивление неизбежным. Его очаги следовало быстро изолировать и жестко подавлять. «Здешние племена – из самых беззаконных во всем Ираке, – писала Гертруда в июле 1920 года. – Да, они дикари… Но сомневаюсь, что мы выбрали
А. Т. своей позиции не изменил, но, несмотря на бомбежку, британцам не удалось записать на свой счет громкую победу в южном Ираке. Оппозиция англичанам все увеличивалась, и для Гертруды, чье прежнее влияние при Коксе помогло убедить дружественных тогда шейхов сдать оружие в количестве примерно пятидесяти тысяч винтовок, это было особенно болезненно: теперь эти самые племена оказались в невыгодном положении при атаках своих соседей и имели зуб на британцев.
Среди жителей Багдада росла тревога. Два видных суннитских магната, один из которых был радикальным националистом, приходили в офис Гертруды выяснить, можно ли что-то сделать, чтобы усмирить племена. Багдадские видные семьи, инициировавшие и раздувавшие волнения на юге, теперь увидели, что процесс вышел из-под контроля. Толпы уничтожали имения в тех краях, где у многих из них были земли, взрывали шоссейные и железные дороги, перерезали линии снабжения. Интересно, что к А. Т. эти двое магнатов не обращались: слишком хорошо были известны его взгляды, и его манеры тоже были резки до грубости даже с самыми видными арабскими посетителями.
Гертруде они предложили обратиться к духовным лицам Кербелы и Неджефа, попросить тех использовать свое влияние и обуздать племена. Она ответила, что такое предприятие было бы более успешным, если бы они представляли суннитов и шиитов совместно, уместно напомнив об их недавних проповедях о единстве ислама. С некоторой неохотой магнаты согласились с этим предложением. Она написала краткий план с предложением имен и представила его А. Т. «Он был заметно растерян и сказал, что может слушать такие предложения, только если они поступают к нему через капитана Клейтона… Я привела к нему любезного Клейтона, и он сидел, как публика, пока мы заканчивали изложение моего плана… А. Т. пришлось уступить».
Поражения англичан вели к новым неприятностям. Британские сооружения разрушались, оголялись коммуникации. К февралю 1920-го Гертруда писала Флоренс:
«У нас тут вовсю развернулся джихад – это значит, что против нас самые свирепые предрассудки народа в первобытном состоянии цивилизации. То есть теперь это уже не вопрос разума… мы на грани коллапса общества: очень близкая историческая параллель – конец Римской империи… Доверие к европейской цивилизации исчерпано… Как можем мы, так плохо управляющиеся с собственными делами, браться учить других управляться со своими лучше?»
Сейчас, когда коллапс арабского общества казался неминуемым, Гертруда отчаянно хотела того же, что и всегда: процветающего и мирного арабского государства. Даже теперь она была решительно настроена стоять на своем.
«Все висит на волоске: еще один эпизод вроде того, что был с манчестерцами, приведет племена с Тигра в окрестности Багдада. Мы живем одним днем… в любой момент нас могут отрезать от мира, если восстанут племена Тигра. Кажется, это не важно. На самом деле я совершенно не возражаю… Ну а если британцы эвакуируются из Месопотамии, я мирно останусь здесь и посмотрю, что будет».
Такие небрежные ремарки могли вызвать у А. Т. подозрения насчет того, каковы приоритеты у его политического агента и кому этот агент считает себя обязанным верностью. За последнюю пару лет у этих двоих возник собственный возрастающий кризис. В то время как А. Т. нес весь груз администрации на своих – надо признать, широких – плечах и был вследствие этого «груб как медведь», они не могли избежать столкновения, особенно в отсутствие Кокса. Уилсон, в конце концов, выполнял невозможную работу. Исполнять функции правительства, постоянно ожидая объявления мандата, – это были действия жонглера, а еще он пытался управлять администрацией целой страны, имея штат в пять работников и пятьдесят пять помощников, помимо семидесяти агентов, занимавшихся мониторингом окружающих регионов. Атаки племен на шоссейные и железные дороги препятствовали перемещению войск по стране туда, где они были нужны, главным образом для охраны важных сооружений – нефтяного терминала, причала, складов и правительственных зданий. Более того, в любой момент приличная доля предположительно находящихся в его распоряжении шестидесяти тысяч человек могла оказаться в отпуске, отложенном во время войны, или в госпитале из-за тепловых ударов и малярии. Тем временем Лондон постоянно напоминал, что восстание обходится британскому налогоплательщику в два миллиона фунтов в месяц на военные расходы.