Королева согласна
Шрифт:
— Проклятая Электра! — Он с ругательствами попытался выкашлять и высморкать то, что вдохнул, но не успел. А потому скоро выпрямился и улыбнулся расслабленно. — Ну ты и стерва, Аня! Ненавижу тебя так, что аж люблю.
Анька и весело хлопнула Киату по руке:
— Это взаимно, пират!
Бородатые ремесленники уже развернулись к нам и требовали продолжения танца:
— Ой-да, ой-да! Ай-лэ! Ай-лалэ!
Распряженные из повозок быки что-то музыкально промычали. Со смехом Анька протянула руку какому-то здоровяку
— Она это специально, — блаженно выдохнул Киату и стал светел лицом.
— Она такая, — согласилась я.
— Отрублю ей голову, — ласково заявил он, рассматривая собственную саблю.
— Позже.
Я увлекла его за собой к лестнице в гостиницу меж повозок, скамеек и катающихся по траве пустых бочек. Киату пошёл, пошатываясь, и тщетно пытаясь сделать вновь строгое лицо. Выглядело смешно.
— Зато ты расслабился, — проворковала я. — Сейчас заснёшь, а к рассвету будешь, как огурчик.
— Не хочу огурцом, — по-детски признался Киату, совершенно растеряв всю свою суровую натужность. Улыбнулся растерянно. И вдруг сел на пол у стены и заплакал. Я растерялась: не ожидала, что такой громадный, даже с перебором мачо, круче всех тут взятых, умеет плакать. А на фоне всеобщей радости и дурного веселья это было странно. Не додув розовой магии так сказывался, что ли?
— Эй, ты чего? — встала я над ним. Похлопала по плечу. — Нога болит?
— Что нога? — качал головой он. — Нога — ернуда, хоть и отваливается! Сердце болит. Так люблю её! А подойти права не имею! Ни своей мухаркой сделать! Ни обнять! Зато она жива будет. И свободна!
— О ком ты? — осторожно поинтересовалась я.
— Как о ком? О Тасе, конечно! — воскликнул Киату. — Я же черной жемчужиной привязал её, чтобы из нашего мира не убежала. По приказу советника Джоно. Чтобы брата от казни спасти. Купил у колдуна из Тёмных племен самую сильную привязку. Долго его искал. Много монет отдал. А оказалось, Тася умирает от неё. Мне всю жизненную силу отдаёт. И я отдал Чубарру ведьме на острове близ Аквиранги. Чтобы с Таси привязку сняла. Она умеет, я знаю. Даже рабские оковы снимала.
— И она сняла? — заволновалась я.
— Сказала, как. Я сам снял. На себя переставил. — Киату похлопал рукой по груди и показал мне склянку с пауком: — Вот он, страж мой! Сердце выбивает, стоит близко к Тасе подойти. И каждую ночь плетёт дальше свою паутину…
— На ноге? — ужаснулась я.
— Да что там на ноге? — Киату задрал рубаху и приспустил с бедра штанину, и я увидела, что вся его левая половина была покрыта жутким живым тату, плетущимся и шевелящимся на коже.
Я осторожно прикоснулась — тату было колючим.
— Как же ты терпишь это?!
— Зато моя девочка жива, — шморгнул носом и улыбнулся Киату.
Зелёный паук забил лапками изнутри по склянке. Киату раскрыл крышку и выпустил колдовское
— Сейчас добавит, — хмыкнул Киату, — чтоб жизнь мёдом не казалась. Я не сплю почти всё это время. Не даёт, гад. И раздавил бы, но за Тасю боюсь…
Паук действительно выскочил и суетливо забегал по рубахе, будто недовольный тем, что происходит. За его лапками оставали черные следы, будто от порошка для принтера. Но не успел паук коснуться кожи на животе Киату, мини-Чубарра фыркнула, затрепыхав крылышками, и заглотнула насекомое.
— Стой! — закричал Киату.
Но зверушка облизнулась, подлетела обратно к нему на плечо и ткнулась мордочкой в шею. Раскрыла пасть, икнула, клацнул клыками и выплюнув мохнутую половинку панциря, снова довольно завертелась на плече хозяина.
— Э-э… и что теперь? — пробормотал Киату, оторопело глядя на раздавленную зубами лапку своего мучителя.
Нитка на его шее вдруг лопнула, склянка полетеле вниз и упала о камни, разлетевшись на множество мелких кусочков. Это явно что-то значило.
— Может быть, всё? — спросила я.
— Как так? — хлопнул он ресницами. — Разве бывает так просто? А с привязкой что?
— Увидим. Утром или днём. Или вечером. Но что-то будет понятно. Пока не приближайся к Тасе. Просто иди спать.
Киату поднялся, опираясь о белые камни стены, и недоумённо посмотрел на меня:
— Спать?
— Да. — Я улыбнулась на этот раз искренне. — Что-то мне подсказывает, что сегодня ты отдохнёшь, наконец. А завтра, будем надеяться, будет лучше, чем вчера. Очень хочу, чтобы так и было! Ты очень хороший, Киату!
Киату облизнул губы и не очень трезво улыбнулся:
— Выходит, ты друг, Рита?
— Выходит так, — улыбнулась я, сама отчего-то ощущая себя так, будто это было правдой. Будто Киату брат, которого у меня никогда не было, но судьба которого меня всегда волновала… Странно, ведь на меня никто газ любви и радости не выдыхал. Но, может, краем задело? Или флюиды вокруг действуют? Я добавила мягко: — Утро вечера мудренее. Иди, поспи.
— Я тебя уважаю, — обнял меня Киату.
— И я тебя, — задохнулась я от глубокого ощущения респекта. Чертовски здорово уважать кого-то!
Мы стиснули друг друга в дружеских объятиях. Всхлипнули оба. Улыбнулись и расцепили руки. На ступенях Киату чуть не столкнулся с Баззом. Тот ринулся ко мне на всех своих пьяных парах и закричал счастливо:
— Рита! Прекрасная мухарка! Я искал тебя! Красивее тебя нет на свете!
И мне вдруг стало не противно. Хоть и пьяный, зараза, да ещё и шпион, как сам признался недавно, и дживаец. Это же чёртов газ… Аньку нашу замечательную прибем завтра все. Из любви… Но как же приятно, когда тебе говорят, что ты красива, и ты знаешь, что не врут. Не могут.