Королева викингов
Шрифт:
Она вышла в ночь. Ветер тут же налетел на нее, и ей пришлось придержать платок обеими руками, чтобы его не сдуло. Впрочем, Гуннхильд не обратила ни малейшего внимания ни на холод, ни на свист шторма. Она ощущала в себе ту же самую каменную твердость, которая владела ею в гамме финнов. От Эгиля Скаллагримсона было необходимо избавиться.
Дом был маленьким. В нем, как следовало из названия, обычно жили женщины и располагались их ткацкие станки и принадлежности для прядения. Там была поставлена кровать для нее и Эйрика. В доме было тихо; горели свечи.
— Иди, —
Прежде всего она извлекла из угла горшок. Сидеть на корточках на земле, наподобие какой-нибудь простолюдинки, было бы почти так же противно, как возиться в незнакомом неосвещенном грязном отхожем месте. Справив нужду, она принялась рыться в своих вещах и, прежде чем Бард постучал в дверь, отыскала небольшую склянку.
Она не стала тратить времени впустую.
— Держи крепче рог. — Бард, затаив дыхание, следил за тем, как она наливала в него какую-то темную жидкость. — Теперь неси его в зал, аккуратно наполни пивом и дай этому Эгилю. Только пометь рог, чтобы он попал именно к нему, а не к кому-нибудь другому.
Мужчина побледнел.
— Смертоносное варево? — прошептал он.
Гуннхильд рассмеялась:
— Скажешь, что это немужественно? Так ведь я женщина. — И резко добавила: — И твоя королева.
— Но…
— Люди умирают от самых разных вещей. Если у него начнется рвота и судороги и его придется вынести из зала, а завтра его найдут холодным, в этом не будет ничего неслыханного. — Бард опять содрогнулся. — Иди, я сказала. И если ты прольешь хоть каплю, то тебя ждет настоящая беда.
Бард собрался с духом:
— Я все сделаю, как надо. И… я не буду печалиться по этому поводу.
Гуннхильд тщательно закупорила склянку, снова спрятала ее и, уверенно ступая в темноте, направилась в длинный дом. Окна светились перед нею, как тлеющие уголья. Она хотела находиться там, когда произойдет то, что она задумала. Она никогда еще не прибегала к тем знаниям, которые получила на севере. Интересно, не та ли самая песня, вызывающая холодную дрожь, звучит в мужчине, идущем на смертный бой?
Она заняла свое место рядом с Эйриком и нашла взглядом Барда. Да, вон он стоял рядом с бадьей пива. Служанка наполнила рог, который он держал в руке. Угольком, который Бард держал в другой руке, он сделал пометку на роге и дал его женщине. Гуннхильд видела, что он указал на Эгиля. Служанка поднесла рог исландцу. Гуннхильд старалась сидеть непринужденно, держа руки на коленях. С безразличным выражением на лице она наблюдала за Эгилем.
Эльвир, с трудом борясь со сном, сидел, согнувшись, рядом с ним. Эгиль, судя по всему, поглощал все, что приносили для них обоих. Он взял рог. Ничего не ведающая служанка направилась дальше. Краем глаза Гуннхильд заметила, что Бард отвернулся.
Эгиль не отбросил рог, а, держа его в руке, внимательно осмотрел со всех сторон. Гуннхильд испуганно подумала, что он, наверно, соображает лучше, чем кажется, и держится настороже.
Правой рукой Эгиль вынул нож, уколол конец большого пальца левой, а затем острием
Руны, с грустью поняла Гуннхильд.
Затем он убрал нож в ножны, взял рог в правый кулак и помазал нацарапанные руны кровью из уколотого пальца. По залу раскатился его голос, похожий на рев медведя:
Я окружил рог магическими рунами, начертав их своей кровью. Письмена я вырезал на дереве, которое выросло на голове неукротимого быка. Спокойно пили мы все, что нам подносили веселые девы. А этот рог был помечен Бардом собственноручно — посмотрим, что он нам приготовил!Рог раскололся на две половины, и пиво пролилось на скамью.
По крайней мере Гуннхильд узнала, что Эгиль силен в колдовстве. Какая же ведьма там, в Исландии, научила его?
К тому же сейчас стояла уже глубокая ночь, а Эгиль был внуком Ночного Волка.
Эйрик напрягся. Большинство мужчин были настолько пьяны, что вовсе не заметили того, что произошло. Несколько, находившихся поблизости, тупо, ничего не понимая, уставились на Эгиля. А тот нашел своими черными глазами взгляд Гуннхильд и усмехнулся.
Эльвир застонал, уперся локтями в колени и стиснул голову ладонями. Эгиль нагнулся к нему. Явная удача, подумала Гуннхильд сквозь легкое головокружение. В противном случае это означало бы, что их обоих ждет различная судьба.
Исландец хлопнул Эльвира между лопатками.
— Ну, ну, — сказал он почти трезвым голосом. — Пора отвести тебя отдохнуть, не так ли? — Он поднялся, протянул руку. Эльвир, покачнувшись, ухватился за нее. Не спрашивая у короля позволения уйти, не сказав вообще ничего, Эгиль пошел к двери, поддерживая своего шатающегося пожилого спутника.
Бард бросился следом за ними. На его лице явственно читался страх и стыд. В руке он держал рог, из которого от спешки выплескивалось пиво.
— Подожди, — крикнул он, — подожди, Эльвир! — Выпей напоследок со мной. Выпей за дружбу!
Эгиль и Эльвир прошли в сени. Бард метнулся следом за ними. Гуннхильд услышала, как он крикнул: «Нет!», — и подумала, что, вероятно, Эгиль выхватил у него рог. А затем снова раздался тот же ужасный голос; слова перемежались громким смехом:
Я пьян вполовину, а Эльвир уже совсем готов. Дождь из корня с бычьей головы льется в мое горло. Добрый копьеносец, шатаешься ты и с трудом держишься на ногах, но для меня шторм Одина — искусство скальда — разразился дождем стихов.