Королева воздушного замка
Шрифт:
– Ты поняла?! Да приди же в себя! Ты нас выдашь!
И сердце, до того бившееся медленнее, вдруг ускоряется, и мелькают кругом двери, пятна света, новые лестницы, тяжёлые пыльные гобелены. Кажется, ничего не меняется кругом – бежишь на месте, снова и снова возвращаешься в одни те же залы и коридоры. Без конца. Бежать. Молчать. Бежать.
– Да где же… - голос Элори срывается, и вслед за ним обрывается сердце. Она, причина испуга, стоит напротив, стискивая полными белыми руками край передника: человеческая женщина, служанка. Отвисает дёргающаяся нижняя губа – и визг, пронзительный, громче крика чайки. Шантия зажала уши – не оглохнуть бы! Но Элори не даёт и защититься от мерзкого вопля,
И снова – зал, тот самый, где накануне пировали гости, тот, где на полу ещё темнеет кровь. Совсем близко, ещё немного, только бы не услышали, только бы не заметили…
Шаги.
Гобелен, за которым пришлось спрятаться, пахнет пылью, и так хочется чихнуть, но нельзя, нельзя, зажать рот, нос, перестать дышать – не должны найти, не должны. Шантия закрыла глаза: думать о хорошем, думать о доме, о таких далёких островах и плеске волн, не о шагах, не о ставших неясными людских голосах…
– О та, что не видя, видит больше прочих, та, чья кровь – священные озёра, а жилы – реки…
Элори говорила почти неслышно – слишком громко. Увидят, заметят, перестать дышать, заставить сердце остановиться – нельзя, нельзя, увидят… Замолчи.
– … Дочь, пошедшая войною на отца и своим грехом подарившая нам жизнь, та, что…
Замолчи.
– … Сохрани нас, пресвятая Джиантаранрир, спаси…
Замолчи!
С шумом обрушился слишком сильно стиснутый гобелен. Теперь их видели – её и Элори. Двое стражей – и сам лорд Кродор. Шантия смотрела – и видела дракона с оскаленными окровавленными клыками; какое дело, что вместо зубов – топор, если так реальна кровь, повсюду, яркая, как пурпур на белом шёлке.
Людской вождь опустил оружие и сказал что-то – понять бы, что! Ноги не держат, руки сами собой вскидываются – защититься, укрыться! Как в детстве, рухнуть на пол и обнять себя руками, и поверить, будто теперь не страшны ночные чудовища.
Вот бы теперь перестать дышать.
Тем временем чуть ближе подошёл один из стражей; чуть меньше мгновения, такого долгого, пока сестра ухватила подсвечник, пока взмахнула им – и упала на пол: что толку в тяжёлой железке против меча?.. Хватай оружие, сражайся – так должна вести себя сильная дочь Незрячей, так восстала, не имея сил, слепая дочь против трёхглавого отца…
Вот только вернётся тело, вернутся мысли; когда перестанет вырываться из горла вместо слов икота, когда хоть немного очистится воздух от запаха крови, свежей крови. Дракон, чудовище. Неважно – что, неважно – почему, какое дело! Сражаться, жить, жить, жить…
– Не бойся.
Смешно, до одури смешно. Он говорит – не бояться, а руки его в крови её сородичей; Шантия не сдержалась – и рассмеялась, и резкий, громкий звук заставил стражей и лорда дрогнуть, как если бы то был удар.
– Я не убью женщину, которая не сопротивляется.
– Вы отпустите меня?..
И голос не её – слишком низкий, едва слышный. Он говорит – не убьёт женщину, а Элори лежит рядом со вспоротым животом, как рыба с невычищенными потрохами.
– Не думаю. Ты останешься здесь. Разумеется, не в качестве моей супруги: ты лгала мне, лгала вся твоя семья. Куда же… служить ты не приучена, оно видно… Цени этот дар, и постарайся распорядиться им достойно.
Он говорит, говорит – какие пустые слова! Говорит, как с преступницей, отчего-то обманувшей его доверие; где же это прелестное церемонное «вы», где? Чем они разозлили дракона? А может, он и вовсе выдумал причину; таким, как он, неважно, кого убивать.
– Уведите её.
А дальше – тёмные сны без лиц
– Кто вы?..
Она спрашивала – и ненавидела саму себя, и боялась звука собственного голоса: вдруг и эти лишь обманчиво спокойны, вдруг набросятся, разорвут в клочья. Они молчали. Молчали и тогда, когда пришёл людской вождь, когда окинул взглядом каждую из них – и увёл Шантию. Ни звука, ни крика, когда вновь легли на плечи широкие ладони – нет, когтистые лапы дракона.
Джиантаранрир вновь оставила одну из своих дочерей.
Комментарий к Путь надежды. Глава IX
* У произведения теперь есть обложка - http://i016.radikal.ru/1406/9b/66e8c7a97797.jpg
========== Путь отчаяния. Глава I ==========
Уже почти не болят проколотые уши, и даже цепь не так сильно давит на шею. Привыкаешь. Привыкаешь к тому, что тебя нет, ты – тень, будь незаметной, и тогда, быть может, тебе удастся прожить ещё один день, в котором не будет боли, но не сыщется места и для радости. Прячешься по углам огромного замка, где комнаты будто вечно меняются местами одна с другой, а губы шепчут слова на языке варваров, единственные слова, имеющие теперь смысл.
Рабыня. Наложница. Так они называют тех женщин, что не достойны стать супругами их вождей, но достойны делить с ними любовное ложе.
Таких женщин-теней в логове дракона обитало немало, но Шантия не говорила с ними. Они другие. Они улыбались своему владыке, старались понравиться ему, превзойти одна другую; словно не понимают, глупые, что всё это – один длинный, затянувшийся сон.
Знаешь: когда смотришь на отрубленную голову младшего брата, насаженную на пику у ворот, должно быть больно. Когда к тебе приближается один из тех, кто в любое мгновение может оборвать твою жизнь, должно быть страшно. Не страшно, не больно; не чувствуешь. Просто знаешь. Ведь, когда во сне отрубают руку, не кричишь от боли и не пытаешься остановить кровь.
Так Шантия уговаривала себя день за днём, с самой первой ночи, когда плечи царапала драконья чешуя, и всё тело пронзали, пусть и не клинком. Усталый зверь, пахнущий кровью родных, ластился к ней, тыкался мордой в шею, обнажённую грудь и живот; она не шевелилась, не кричала, не пыталась молить о пощаде или просто молиться. Что толку говорить с варваром? Потомки великанов, служители Антара не понимают слов, им ведом лишь язык железа и огня.
Она тоже не знала больше нужных слов; знала только, что кругом – холодное царство теней, и с каждым днём всё меньше, меньше внутри тепла. Белой Деве лучше не попадаться на глаза дракону: здесь, вдали от лорда Кродора и его слуг, Шантия могла без страха закрыть глаза. Какая из людских женщин вышла бы сюда, где вперемешку с дождём осыпаются белые клочья снега, не надев тёплого плаща, не спрятав в меховой муфте руки? Не нашлось среди них такой, что могла бы без боязни сесть на скамью в дальнем углу чёрно-серого сада, укрытого плащом гниющих листьев, и вышивать. Это одно из тех немногих занятий, которое дозволено варварским женщинам. Их – и рабынь, и жён – запирают под замок, как драгоценные камни в сокровищницах, чтобы лишь изредка доставать и хвастаться во время шумных пиров. У Шантии получалось плохо: гораздо красивее криво вышитого узора выглядели темнеющие алые пятнышки на дешёвом холсте, следы крови, то и дело капавшей с исколотых грубой иглой пальцев. Стежок – укол, стежок – укол, и вслед за толстой бесцветной нитью – вереница красных капель.