Королева воздушного замка
Шрифт:
Так сложно понять, сон кругом или явь, особенно когда они плавно перетекают друг в друга. Сперва пленница ещё понимала: фантастические фигуры, сотканные из тумана и огня, не приходят в реальности, они – лишь порождение воспалённого сознания. Но с каждым днём всё теснее сплеталась одна реальность с другой; порою прямо в камеру приходили и тут же исчезали полупрозрачные призраки. Возможно, у них и вовсе не имелось лиц, а может, напротив, было слишком много, и потому лица бесконечно перетекали одно в другое, ни на мгновение не замирая.
Поэтому, когда послышались
– … Почему она здесь?
– Не извольте гневаться! Виноватая она, это точно.
– Я думал, право вершить суд в этих землях остаётся за мной, а не за кем-либо из подданных. Если бы Кродор хотел, чтобы за главного остались вы или ещё кто, он бы всенепременно сообщил.
– Так-с… Это… Да мы ж токмо безопасности ради! Ведьма ж она, ей-ей, мамонькой своей клянусь! Посередь ночи на снегу плясала, совсем почти что голая, королеву ведьм к себе на танец звала. По имени кликала – мол, приди, Гвинрун, помоги! Да ещё как это по-ведьмовски делала – молитву нашу взяла, да наизнанку повывернула, не к богам, чтобы, значит, а к этим… силам тёмным…
Что-то они слишком много говорят для голосов в голове, подумалось на мгновение. А затем мелькнула искорка света – всего одна свеча, совсем крохотная, но её хватило, чтобы Шантия дёрнулась, замычала и потянулась почерневшими пальцами к последней надежда увидеть небо. Нет, не свеча, то случайно оторвавшийся лучик солнца, такой же далёкий от родных краёв, как она теперь – от моря…
– Вы просто бросили её здесь?! На три дня?!
Три дня?.. Всего лишь. Так далеко, бесконечно далеко до пятнадцати. Сложно всё-таки подражать героине старой песни.
– Кто-нибудь, дайте ей воды! И пусть немного поест.
Наверное, всё-таки сон, ведь наяву её оставили, забыли в подземелье. Шантия закрыла глаза – и тут же её ударили по лицу, а после – вытащили тряпку. Нужно держаться. Нужно говорить – пусть даже всё не по-настоящему. Она пыталась прошептать «Я невиновна», а получалось только шевелить саднящими губами. Нет, не Исари. Просто рыба, напоровшаяся крючком на жабры и выхваченная на берег.
О зубы стукнулась плошка. Измученная пленница не думала о том, откуда взялась вода; жадно глотала, давилась, проливала – и готова была слизывать пролитое с пола. Вот странность: случалось ей глотать и солёную морскую воду, и чистейшую родниковую, но самой вкусной показалась именно эта, ледяная, смешанная с землёй. А голоса между тем продолжали говорить, и теперь она уже могла узнать обоих: стражник-коротышка и Киальд.
– Вы самовольно посадили под замок женщину, принадлежащую моему брату. Быть может, я отдал вам приказ арестовать её и забыл? А?! Кто отдал приказ?!
Коротышка мямлил что-то неразборчивое, пытаясь оправдаться. Нет, не ответит, не скажет, и нужно собраться с силами, рассказать о Вениссе, о Гиндгарде, о песне…
– Я.
Угрюмый воин, так похожий на бешеного пса, не пытался отступиться. Он приближался – и Шантия зажмурилась: только не снова он, только не снова… Руки сами собой потянулись к потемневшему порезу
– Главный здесь – я. А ты слишком много себе позволяешь для слуги.
Гиндгард ухмыльнулся и потянулся к ножу на поясе.
– Для слуги! Щенок! Мы тебе что, хлюпики с Золотых Рек?! Отсиживаем надутые и важные задницы, сосём вино и друг друга ебём от нехватки баб?!
Шантия вжалась в стену. Холодно, страшно, всё ещё хочется есть. Сколько раз страшный варвар повторял: люди все сделаны из мяса. Вот бы откусить кусочек от крепкой руки… Наваждение почти сразу спало, и пленница зажала рот руками. Что за мысли?! Откуда?! Чьи они?!
А между тем Гиндгард надвигался на брата своего господина, продолжая ухмыляться. Отступи, беги – закричать бы, да сил нет…
– С каких пор, - он остановился совсем рядом и уставился юноше в глаза, - голубая кровь делает тебя лучше? Мои предки не подтирали жопы королям, но знаешь что? Я могу разрубить тебя надвое вот этим ножом и сломать руку одним мизинцем.
Беги, беги, беги же, мысленно умоляла Шантия. Разве не видишь, что говоришь с чудовищем, с животным, которое не понимает слов?!
– Я так понимаю, ты бросаешь мне вызов?
Как, как он может оставаться таким спокойным, когда совсем рядом скалится зверь, готовый к прыжку? Не сразу пленница заметила, что давно задерживает дыхание – лишь когда заломило в груди, она сделала слабый вдох.
– А то? Будешь драться со мной, сосунок? Из-за ведьмачьей шлюхи?
Звучит как сказка: битва из-за дамы. Вот только наяву кровь и смерть – это совсем не романтично, да и бой состоится – если состоится – не за руку и сердце, а за голову. Киальд прищурил светлые глаза:
– Своими речами ты оскорбил моего брата, своего правителя, того, кому присягнул на верность. Я буду драться не за женщину, но за него, и готов повторить эти слова в присутствии лордов. А ты готов ответить?..
Они смотрели друг на друга – и отчего-то представилось Шантии, что не люди перед ней вовсе – нет, два чудовища, одинаково страшных в своей ненависти, огрызаются и примеряются, как бы половчее перекусить сопернику глотку.
– Ты сам напросился, щенок. Завтра в полдень. Не забудь позвать своих подлиз: я напою их твоей кровью!
Стражник-коротышка, кажется, перепугался всерьёз: никаких больше фальшивых охов и стонов, лишь нервно дёргающиеся губы да сжавшиеся на рукояти меча пальцы. Нет, не нападёт. Слишком слаб.
Киальд, как ни в чём ни бывало, скомандовал:
– Отведите женщину в её спальню и прикажите подать ей еды. Лучше заприте: Гиндгард… нетерпелив. А ещё пошлите гонца моему брату. Кажется, нам грозят некоторые… беспорядки.
Коротышка почтительно закивал – наверное, даже слишком усердно. Киальд посмотрел на пленницу, грязную, с застывшей на шее и руках кровью, а после – коснулся напрягшегося плеча. Ударит?..