Королева Жанна. Книги 1-3
Шрифт:
Она подняла руку и сказала:
— Ваш спор зашел в тупик, потому что вы оба ищете не там Я сама вам скажу, чего хотел от меня неизвестный автор.
Она обвела взглядом всех, и Лианкара тоже. Разумеется, он совладал со своим лицом.
— Автор посвящает свою поэму мне, — начала Жанна, — и в образе нимфы он несомненно пытался изобразить меня. С этим все согласны?
С этим были согласны все.
— Итак, одно мы установили, — продолжала Жанна тоном профессора, читающего лекцию. — Для того чтобы узнать, какие цели были у автора, надо рассмотреть поэму согласно учению итальянского поэта Данте Алигьери. Он же учил, что всякое поэтическое произведение имеет четыре смысла [54] .
54
. ..всякое поэтическое произведение имеет четыре смысла. — Теорию о четырех смыслах Жанна излагает корректно; но надо сказать, что автором ее является не Данте — она восходит к Аристотелю.
Жанна снова осмотрела всех — строгим взглядом наставника Принцесса предвкушающе улыбнулась брату Жану. Лианкар, кажется, чуть-чуть побледнел.
— Буквально, — неторопливо проговорила Жанна, — говорится о нимфе, которой служат полубоги и достают ей с неба облака. Ergo: нифма могущественна и богата. Аллегорически — нимфа добра, ибо она обещает одарить полубога за облако, и так же она может одарить любого другого за иную услугу. Морально — нимфа отвращается от мелких, земных чувств, каковы ползучее благоразумие, расчетливость и низкая скупость, и направляется к иным, высоким чувствам — любви и благородной щедрости: это ясно видно по тем выражениям, в которых она описана. Анагогически — именно все эти качества нимфы вдохновили автора на столь прекрасные стихи. Так что кругом получается, что автор в очень вежливой форме просит у меня денег, и возможно больше, потому что к его творению приложимы все четыре смысла!
Она улыбнулась, и все рассмеялись и зааплодировали, в том числе ни слова не понявшие Кремон и Эрли Герцог Марвы тоже должен был смеяться и аплодировать, хотя, вероятно, через силу.
В разгар веселья появилась дежурная фрейлина.
— Ваше Величество, курьер от принца Отенского.
— Да, — сказала Жанна неожиданно тихо, — пусть войдет.
Вошедший офицер в боевых доспехах произнес:
— Полководец вернулся и просит королеву разрешить ему войти в пределы Толета.
Это была старинная формула. Жанна ответила также по форме:
— Королева разрешает и завтра допустит его к своей руке.
Принц, принцу, принцем, о принце… Ну вот он и здесь Жанна встала, и сейчас же встали все. Она мельком посмотрела на Лианкара и не удержалась — нанесла ему, лежачему, еще один удар:
— Можете уверить своему протеже, граф, — сказала она Альтисоре, — что он получит причитающуюся ему сотню золотых: он очень мило умеет вымогать деньги Как видите, он жаждал не поэтических лавров, а прозаических ливров.
Чем ближе Вильбуа подъезжал к Толету, тем сильнее поднималась в нем какая-то неясная радость. Эта радость была безымянна, и он не желал называть ее по имени, хотя отлично знал его Эта радость поддерживала его во всех перипетиях кампании, и теперь ему хотелось продлить состояние этой радости, ничем не отвлекаясь на неторопливом пути к ней.
Радость эта называлась Жанна. Достигнув Толета, он наконец разрешил себе признаться в этом. Он ждал встречи с этой девочкой, которая была королевой. Ждать осталось недолго — до завтрашнего утра, всего несколько часов Он не чувствовал ни усталости, ни голода. Он ходил взад и вперед по кабинету своего особняка, не приказывая даже дать света: в полумраке лучше были видны волнующие образы, столь долго хранимые им в самой середине души. Ясные голубые глаза в пушистых ресницах, глядящие на него сначала с тревогой, с напряженным любопытством, а потом — ласково, дружески или, может быть, даже более чем дружески…
В этот блаженный миг явился граф Эрли.
Принц смотрел на него, как на злейшего врага. Пока вносили и расставляли свечи, он молча сопел. Наконец слуги вышли.
— Вы посланы Ее Величеством? — спросил Вильбуа.
— Хм… отчасти, ваше сиятельство… — ответил граф Эрли, кланяясь, как паяц. («Тогда какого же черта?!» — хотелось крикнуть принцу.) — Эээ… ваше сиятельство… ээ… на моей обязанности лежит… э… как бы это сказать… а! ознакомление!.. да, именно ознакомление вашего сиятельства с регламентом завтрашнего дня…
— Изложите, — сказал Вильбуа немного мягче.
Граф излагал долго и нудно: он плохо владел речью, и ему удавались только короткие фразы, но перед италийским триумфатором ему ужасно хотелось блеснуть слогом, что непомерно замедляло дело. Все же Вильбуа удалось понять, что назавтра ему предстоит сначала королевский прием в Мирионе, затем — парад его войскам, затем — благодарственная месса в соборе Омнад, затем — банкет в Мирионе, вечером — бал в Аскалере, фейерверки и прочее… Граф Эрли разошелся и принялся было описывать праздничное убранство Толета, но тут уж Вильбуа не выдержал и заявил ему прямо, что праздничное убранство он как-нибудь разглядит и сам, но рискует и не разглядеть, если не поспит хотя бы немного. Носитель королевской мантии наконец ушел, и Вильбуа лег в постель, но заснуть ему не удалось. Он старался вызвать видения своей радости, но и это было тщетно. «Чертова марионетка, попугай косноязычный!» — ругал он ни в чем не повинного графа Эрли. В пять часов утра он не выдержал, встал и приказал ванну.
Его одевали необычно долго и тщательно. Через два часа, завитой, атласно выбритый, в оливковом мундире с откидными рукавами, в пышном бархатном плаще, он был вполне готов. Он отослал слуг и внимательно осмотрел себя в зеркало. «Мне даже самому трудно себя узнать, я вырядился, как Лианкар, Кремон и Уэрта, вместе взятые, — прошептал он, улыбаясь своему отражению. — Они лопнут от зависти, увидев это оранжевое генуэзское шитье… А эти кружева, этот брильянт в галстуке? Положительно, я стараюсь походить на Бога… но ведь это для нее для моей богини…» Он пристегнул шпагу миланской работы и, как венец, водрузил на голову золоченый шлем с белым плюмажем.
Все, вплоть до носков сапог, было продумано.
— Марс готов, — произнес он вполголоса. — Что ж моя богиня… как она встретит… — И он резко отвернулся от зеркала Его офицеры уже ждали в передней.
Солнце не вышло на небо и в этот день, однако никто не склонен был усматривать в этом дурные предзнаменования. Берега Влатры были заполнены народом; все смотрели, как принц поехал по рядам своих войск, ждущих сигнала в Парадной улице и на площади Мрайян, и под звуки фанфар проследовал через подъемный мост в Мирион, расцвеченный флагами.
Рыцарский зал был пуст и гулок. Первейшие люди королевства выстроились тонкими цепочками по стенам. Не видя их, Вильбуа пошел прямо, к балдахину, под которым стояла королева. Ее он, собственно, гоже не видел, но чувствовал на себе ее взгляд. Под этим взглядом (все другие были не в счет) италийский триумфатор смешался и шагал неуклюже, бухая сапогами и звякая шпорами. Его стеснял непривычный роскошный костюм. Лишь у самых ступенек он решился мельком посмотреть на нее…
Она была в тяжелом бархате с красноватым отливом, богатое золотое шитье покрывало ее с головы до ног; алый ток с белыми перьями был приколот к высоко взбитым волосам — она была великолепна, как богиня. Увидев свои костюмы, они поняли, что старались друг для друга, — и вспыхнули одновременно.