Королевская кровь. Расколотый мир

Котова Ирина Владимировна

– Я бы хотел провести этот день только с тобой, Шарлотта, – сказал он, когда времени оставалось совсем немного. Они стояли у окна, прижимаясь друг к другу, а снаружи наконец-то сквозь туман начало пробиваться зимнее солнце. – Но не могу. Вечером приду к тебе, отпразднуем.

– Я все понимаю, Лици. Иди в свой ужасный кабинет. Иди же, – вопреки строгому тону, леди Шарлотте хотелось улыбаться, и чувствовала она себя неприлично, невозможно молодой. И тоже не хотела никуда отпускать супруга. Его величество словно не слышал ее – рассеянно гладил по спине и курил.

– Ты моя жена, – проговорил он наконец. – Я так спокоен сейчас, Лотти. Мне кажется, я никогда не был так спокоен. Люблю ощущение,

когда я знаю, что все сделал правильно. Как это ты согласилась после всего, что было?

– Разве ты оставил мне выбор? – усмехнулась графиня, но, увидев требовательный взгляд короля, повторила то, что ему зачем-то требовалось часто слышать: – Просто я люблю тебя, Лици.

И от удовлетворения в его взгляде леди Шарлотту затопила тихая нежность.

Без трех минут девять Луциус все же ушел. А графиня, еще ощущая на губах его крепкий поцелуй, рассеянно выпила чаю, захватила драгоценных масел и пошла в часовню – молиться и благодарить богов.

Рано в этот день в Инляндии поднялись не только тайно брачующиеся. Лорд Лукас Дармоншир тоже встал ни свет ни заря. Четверг обещал быть насыщенным, и с утра, прежде чем звонить Марине и признаваться в собственном бессилии, нужно было решить несколько важных вопросов.

Но сначала его светлость, потирая ноющий от недосыпа затылок, спустился в дедов, ныне свой, кабинет и открыл тяжелую дверь в сейфовую комнату – фамильную сокровищницу с драгоценностями. Ярко вспыхнули огни по периметру, осветив старые деревянные полки, заставленные шкатулками, подставками под украшения и ящичками с сокровищами. Справа, за мешочком с камнями, вернувшимися из Эмиратов, за опаловыми ожерельем и серьгами, привезенными для Марины из Форштадта, и прочими ценностями стояла почерневшая от времени шкатулка, которая принадлежала еще первому Дармонширу, брату тогдашнего Инландера. Эта шкатулка со своим содержимым была дороже всех драгоценностей герцогского рода вместе взятых и не сгнила только потому, что на ней до сих пор держалось сильнейшее сохранное заклинание.

Люк осторожно, почти благоговейно вынес ее из сейфовой комнаты, поставил перед собой на стол и открыл крышку. Пахнуло сухой древесной пылью. На вытертом бархате, тускло мерцая белым, лежали тонкие платиновые браслеты в виде кусающих себя за хвост змеев. По семейным преданиям, первому герцогу и его избраннице во время свадьбы даровал их сам Инлий Белый, и Люк был склонен верить легенде: вес браслетов почти не чувствовался, зато от прикосновения по коже словно разряды пробежали, и тягучая головная боль на мгновение усилилась – и прошла. Последними, надевавшими их как брачные украшения, были дед и бабушка.

«Знаешь, почему браслеты инляндской аристократии имеют такую форму?» – спрашивал у маленького Люка дед, позволяя внуку вертеть украшение на своем крепком запястье.

«Потому что наш покровитель – Инлий-Змей, дед».

«Не только, – весомо объяснял его светлость. – Змей, кусающий себя за хвост, – символ бесконечности пространства, а Белый Целитель – суть воплощение пространства, Лукас. В браке же этот символ предполагает бесконечную верность и любовь. И если любовь преходяща, то верность своей избраннице мы, блюдя честь рода, должны сохранять».

Да, честь рода всегда стояла для деда на первом месте.

Люк на удивление много помнил из разговоров со стариком… хотя какой старик? Кристоферу Дармонширу на тот момент было не больше пятидесяти.

В роду Дармонширов, конечно, были и гуляки, и верные мужья, как бывали и негодяи, и почти святые. Увы, благородный титул не гарантирует благородства натуры. Но, насколько Люку было известно, дед бабушке не изменял и любовницу завел только после ее смерти.

Лорд Лукас аккуратно

проверил целостность драгоценных артефактов, сложил их обратно в шкатулку и закрыл сейф. И закурил, стоя у окна и наскоро планируя утро. Посмотрел на часы: половина девятого. Марина еще должна спать. А он пока сам съездит за священником, который живет в соседнем маленьком городке у моря, объяснит ему деликатность ситуации и попросит провести тайный обряд. Подумает, как решить проблему с семьей Рудлог: либо вообще не говорить им пока о браке и смириться с тем, что Марина до официальной церемонии останется жить в Иоаннесбурге и встречи будут так же редки; либо поставить в известность и опять вызвать справедливый гнев ее родных.

Нужно еще отдать указания Леймину: пусть проверит часовню и парк, усилит охрану – не дай боги сюда проберется какой-нибудь настырный журналист или случайный турист. Или агент, работающий на Луциуса.

Воспоминание о шантаже его величества снова привело Люка в раздражение, и он с досадой вмял сигарету в пепельницу, закурил новую, успокаиваясь. Леймин, конечно, после своего провала в Эмиратах прочешет всю округу, но чужих не пропустит. А Люк, помимо прочего, прикажет Ирвинсу, чтобы подготовили находящиеся этажом выше большие семейные покои. И еще необходимо срочно и по возможности деликатно решить проблему с Софи. Будет неуважением к Марине ввести ее хозяйкой в дом, где живет женщина, с которой он спал. Неуважением и большой глупостью.

Марина

Удивительная вещь человеческая психика. Вчера, после всех новостей и перипетий, я была уверена, что не смогу заснуть. Переодеваясь ко сну, представляла, как всю ночь буду таращить глаза в потолок и думать о своей горькой судьбинушке. Но организм решил по-своему. Я заснула, не успев даже натянуть на себя одеяло, и сны мне снились забавные и светлые.

Несколько раз я все-таки просыпалась и за короткое время успевала испугаться предстоящего замужества, позлиться на Люка, мрачно решить, что только я со своим везением могла попасть под сбой действия противозачаточных, вспомнить маму – трудно было не вспоминать после признаний отца и Стрелковского, – и улыбнуться отчетливо ощущаемому на севере живому огоньку Полины. Пусть слабому, как у новорожденной – такие же были поначалу у Васиных детей и сейчас у Мартинки, – но живому, живому! Теперь он точно не потухнет – Демьян обязательно сделает все, чтобы она вернулась насовсем. Да и я сделаю.

Но минута паники проходила, и сон снова обнимал меня крепкими теплыми руками – я растягивалась под одеялом, с удовольствием сжимая подушку и уходя в мир грез, где не бывает проблем.

И лишь утром, проснувшись и посмотрев на часы, я поняла, что крепкий и глубокий сон – это тоже нервное. Стрелки показывали половину десятого, из-за штор падали косые полосы солнечного света, а на телефоне светились два непринятых вызова от Кембритча.

Я поспешно набрала его, чувствуя, как от паники и желания закурить начинает потряхивать. Даже зубы заныли – я прижалась щекой к подушке, потерлась об нее, зажмурившись, и снова ощутила укол страха, когда услышала хриплый голос Люка:

– Доброе утро, детка. Только проснулась или пряталась от меня?

– Спала, – призналась я с нервным смешком. – Но спрятаться все равно хочется. Как дела, Люк?

«Ты знаешь, я беременна».

– Я прошу тебя стать моей женой, Марина, – проговорил он то, что я так боялась услышать. Хотя чего уже бояться-то?

«Я беременна, черт, черт, черт!!!»

– Ничего не получилось, да? – сдавленно спросила я.

– Меня сделали, детка, – просто сообщил Люк и напряженно замолчал. А я все не могла заставить себя открыть рот и сказать «да».