Королевская прогулка
Шрифт:
— Где второй? — отрывисто и хрипло спросил он.
— Второй? — с крайним изумлением переспросил офицер. — Но этот парень был один!
Пальцы Риттера стиснули подлокотники кресла так, что побелели костяшки. Командующий крепости был, несомненно, умным человеком и понял все сразу.
— Быстро, кто-нибудь, наверх! Проверить камеру Кириана!
— Но…
— Быстро! — рявкнул командующий. — Я хочу знать, что с пленным ничего не случилось.
Один из солдат, поддерживающий Грэма, отпустил его и поспешно ушел. Грэм почувствовал, что оставшийся усилил хватку, как бы опасаясь, что пленник вот-вот упадет ничком. Надо сказать, Грэм действительно был к этому близок.
— Где
Грэм не был расположен к беседам и молчал. От боли его мутило.
— Посмотри на меня! — потребовал Риттер и, поскольку Грэм не спешил повиноваться, сам схватил его за волосы и запрокинул сочащееся кровью из множества маленьких порезов лицо. Пристально посмотрел на сведенные болью скулы, плотно сжатые губы, упрямые холодные глаза. — Как попал к тебе перстень?!
Ситуация, конечно, была отнюдь не смешной, но от смеха Грэм удержаться не мог, стоило только вспомнить о перстне. В самом деле, перстень… Хохот его, хотя и был наполовину истерическим, все же произвел заметное действие. Риттер окончательно рассвирепел.
— Я выиграл его в карты, — выдавил Грэм сквозь нервный смех.
Рука у командующего оказалась тяжелой, и он сию же секунду испытал эту тяжесть на себе. Но даже мощная оплеуха не смогла заставить его успокоиться.
— Смеешься, щенок?! Смешно тебе?! Посмотрим, как ты засмеешься на скамье у палача!
Грэм только сплюнул кровь и хлюпнул носом. Сейчас его почему-то уже не пугала перспектива подвергнуться допросу с пристрастием.
— Вы обыскали его? — Риттер распрямился в кресле и вперил взгляд в офицера.
— Нет… — растерялся тот.
— У него при себе должен быть сапфировый перстень! Я хочу его получить.
Под пристальным взглядом командующего и офицера солдат, продолжая одной рукой придерживать Грэма за плечо, второй весьма неловко стал шарить по его одежде.
Улов оказался небогатым: черный кожаный футляр, который он не сумел открыть, и бархатный мешочек, в котором что-то глухо позвякивало. Обе вещи касотец почтительно протянул Риттеру. Тот нетерпеливо вытряхнул содержимое мешочка в ладонь. Ничего интересного он не увидел, исключая разве что немалое количество золотых монет касотской и медейской чеканки. Он стряхнул их на пол, как мусор, и попытался открыть футляр. Тот не подавался, даже когда Риттер попробовал поддеть его крышку острием кинжала.
— Кольцо там? — свирепо спросил он Грэма.
— Откройте да посмотрите, — отозвался тот. И заработал за свой ответ еще одну оплеуху.
— Открой свою коробку, — Риттер бросил футляр на пол перед ним.
— Руки развяжите, открою…
— Руки развязать?! Нет уж… Скажи, как открыть.
— И зачем мне это надо?
Риттер одарил его долгим тяжелым взором и только хотел что-то сказать, как в комнате появился посланный с поручением наверх солдат. Вид у него был довольно жалкий.
— Что? — только и сказал Риттер, подавшись вперед в кресле и вцепившись пальцами в подлокотники.
— Там… — выговорил солдат с трудом; дышал он тяжело, как будто несся по лестнице вприпрыжку. — Стража убита, камера пуста! Кириана нет! Цепи разомкнуты…
— Твоих рук дело, щенок? — сквозь зубы проговорил Риттер, обращаясь к Грэму. — Конечно, твоих, чьих же еще? Отвечай, через какой выход вы собирались покидать крепость? Где они должны выйти?
Грэм молчал. Пока он молчит, у Ива и Дэмьена есть время уйти, даже если начнется суета в крепости. А значит, все было не зря. Он не был уверен, что будет продолжать молчать в руках палача; скорее всего, заговорит, но это будет уже потом. Офицер, не дождавшись ответа, подошел и пнул его сапогом
— Оставь, — глухо сказал Риттер. — Отведите его наверх, в камеру Кириана. Допросите. Но — не калечить. Думаю, император еще захочет поговорить с ним. И перекройте все выходы из форта.
— Слушаюсь, — ответил офицер и еще раз, видимо, намекая на нечто большее в дальнейшем, пнул Грэма. В бедро. Этого было достаточно, чтобы тот сразу потерял сознание.
Глава 3
Допрос Грэм почти не помнил и даже не мог предположить, сколько он продолжался. Он то и дело терял сознание, несмотря на то, что допрашивающие действовали на удивление аккуратно и свято соблюдали приказ Риттера не калечить. Сказывались усталость и напряжение последних дней и вновь покалеченная нога, которая сама по себе была не хуже любой пытки.
Несмотря на провалы в памяти, Грэм все же умудрился запомнить, что вопросы задавал тот самый офицер, который схватил его, а потом таскал к командующему; а били его двое здоровяков, по виду вроде бы не профессиональные палачи, а обычная солдатня. Тем не менее, к задаче своей подошли они со знанием дела, били точно и очень болезненно, но вместе с тем не увлекаясь. Когда Грэм терял сознание, они с такой же сосредоточенной деловитостью приводили его в себя и продолжали.
На вопросы Грэм не отвечал. В своем затуманенном состоянии он их почти не понимал; к тому же, на него вдруг навалилось полное безразличие к собственной судьбе. Да пусть хоть забьют насмерть, ему было плевать.
Ничего не добившись, его оставили в покое до приезда императора. Заперли в той самой камере, откуда несколько часов назад умыкнули Дэмьена Кириана, но обошлись с ним не так мягко, как с медейским принцем. Вместо железного пояса, на руки надели тяжелые кандалы, крепящиеся к стене короткими цепями. Сидеть они позволяли, но не лежать. Грэм, оставшись один в густом сумраке, привалился спиной к холодной каменной стене и впал в состояние, близкое к забытью.
Иногда он полностью возвращался к реальности, ощущал в полной мере боль избитого тела, сквозь которую пробивались слабые мысли. Удалось ли уйти Иву и Дэмьену, или их тоже схватили? Странно, что это еще тревожило его, в таком-то состоянии. Еще вспоминалась Ванда, но как бы на краю сознания.
Было очень холодно и хотелось пить. Грэм, чтобы отвлечься, ощупывал ногу. Нога опухла и дико болела.
Неизвестно, сколько времени он провел в полной тишине. Грэма утомляло следить за переменой освещения. С одинаковым успехом могла пройти и минута, и вечность, он не знал и не хотел знать. Из забытья, наполненного болью, его вырвал грохот отпираемой двери. К нему пожаловали гости, и в изрядном количестве.
Грэму, ослепленному светом нескольких факелов, показалось, что в камеру вошли пятеро или шестеро. В комнате сразу стало тесно. Он попытался рассмотреть вошедших и тут же решил, что у него начались галлюцинации. Двое были обычными солдатами. Еще здесь был Риттер, мрачный, как туча, и словно постаревший лет на десять. Сейчас он казался полным стариком. Рядом с ним стоял высокий юноша в доспехах, стройный, светловолосый, лицом удивительно схожий с еще одним присутствующим здесь человеком. С человеком, который и показался Грэму лишь плодом его фантазии. Ибо перед ним в черном доспехе, в черном же плаще с изумительной работы серебряной застежкой у горла, c толстой серебряной цепью на груди, с мечом на поясе стоял тот, кого он знал как Эмиля Даниса, касотского магика и покровителя Илис. Даже точно с такой же прической, как он запомнил — короткий соломенный хвост, завязанный на затылке.