Королевские бастарды
Шрифт:
– Мы поступим так, как подсказал нам любимейший из моих сыновей. – Он имел в виду завтрашнего покойника. – Здесь мы расстанемся. Вы обретаете полную свободу. Каждый волен поступать, как ему вздумается. Однако предупреждаю: наша встреча назначена на Корсике ровно через месяц. В Обители Спасения в Сартене нас примут, будто ангелов небесных. А сейчас, дети мои возлюбленные, меня клонит ко сну, нам всем пора отдохнуть.
На следующий день два полка неаполитанской армии, что вот уже месяц выслеживали банду Боццо, встретились среди
Остальные Черные Мантии, казалось, исчезли с лица земли.
Спустя месяц, день в день после описанного нами собрания совета, колокола древней Обители Спасения в Сартене, заброшенной вот уже много лет, неожиданно зазвонили. Зазвонили они на закате, а когда совсем стемнело, окрестные крестьяне с изумлением заметили, что окна главного монастырского храма светятся.
Впрочем, еще двумя неделями раньше они видели монахов, что шли то в город, то из города. Поговаривали, будто монастырь вновь заселяется и скоро сообщит благодать всей округе.
Так что изумление быстро сменилось радостью, и к ночи все уже знали о прибытии в монастырь монахов. Прохожие благодарно крестились, слыша песнопения, без сомнения, церковные, что глухо доносились из-за стен обители.
Однако за содержание песнопений я не поручусь, ибо в нефе храма за огромным столом сидели члены совета и приближенные офицеры главного штаба Черных Мантий и по-семейному праздновали встречу после месячной разлуки. Правил балом сам Отец-Благодетель, и его светлая тихая радость передавалась всем остальным.
Обитель Спасения была весьма обширна. Ее склепы и подвалы представляли собой настоящее подземное царство, так что не только членам совета, но и более низким по рангу собратьям было где пировать.
Той же ночью после праздничного ужина в склепе под часовней собрались члены совета. Имена их мы перечислять не будем, поскольку люди эти не имеют ни малейшего отношения к нашему дальнейшему повествованию, да и большинство из них давным-давно умерло. Если Отец-Благодетель был бессмертен, то его советники очень быстро сходили в могилу: такой уж он избрал способ обращать в свою веру несогласных.
На этом новом совете, что состоялся в подземельях Обители Спасения, полковник Боццо, поздравив себя с тем, что вновь видит вокруг дорогих и верных соратников, объявил, что готов осуществить раздел сокровищ между всеми членами сообщества.
Члены совета, похоже, не ждали столь скорой и столь справедливой развязки, ибо восторг их не знал пределов, и своды монастырского подземелья едва не рухнули от грома оглушительных аплодисментов и радостных криков.
Добавим только, что восторг был недолог.
Ликующие члены совета вдруг увидели, что Отец-Благодетель разворачивает ветхий, пожелтевший пергамент, и узнали в нем «Устав сообщества», подписанный еще основателем братства. Лица их мгновенно вытянулись и побледнели.
– Равная
– Этот устав учреждали прежние двенадцать членов совета, – сказал один из теперешних членов совета.
– У нас всегда двенадцать членов совета, – заметил полковник, – и сейчас под нашей командой чуть больше четырех сотен солдат. По нашему уставу Отец-Благодетель наследует тем своим возлюбленным чадам, которые уже умерли.
И полковник Боццо-Корона развернул два других свитка. В первом были перечислены четыре сотни теперешних рядовых членов сообщества, второй, куда более длинный, содержал имена «возлюбленных чад, которые уже умерли».
Число покойников превышало по крайней мере раза в два число живущих.
Побледневшие лица членов совета приобрели серый оттенок.
XV
ПОЛКОВНИК
Полковник Боццо ласково и благожелательно посмотрел на каждого члена совета. В правой руке он держал список мертвых, в левой – живых. – Не угодно ли вам изучить самим эти списки, мои голубчики? – спросил он. – Пересчитывай чаще, дружба будет слаще.
Подавленные члены совета молчали.
– Нет? Не угодно? – продолжал Отец-Благодетель. – Значит, вы доверяете мне, как и положено добрым послушным детям? Прекрасно! Тогда займемся арифметикой. Я полагаю, что в наличности у нас двенадцать миллионов. В монетах это будет недурная горка, не так ли? Разделив их на тысячу двести частей, мы получим по десять тысяч франков на каждого.
С разных концов стола послышались выражения, и весьма крепкие.
– Если я ошибся, – мягко сказал полковник, – пересчитайте сами. И не стоит со мной церемониться.
Никто, однако, не выказал желания откликнуться на любезное предложение, и полковник продолжил:
– Четыреста долей для живых составит около четырех миллионов, а доля мертвых примерно вдвое больше, то есть восемь, вот вам и все двенадцать миллионов. Если бы с помощью Божьей я сумел бы вернуть жизнь моим возлюбленным чадам и тем самым отказаться от своих прав, я бы с радостью сделал это. Но поскольку сие невозможно, я, во исполнение устава, беру свою часть.
Страх победил гнев, и ни один из членов совета не посмел возразить Отцу-Благодетелю.
– Ну, стало быть, в добрый час! – сказал полковник все с той же добродушной улыбкой. – Мы подчинились обстоятельствам, и мы правы, потому что сила не на нашей стороне. Равенство коробит вас, дорогие мои, зато оно радует остальных, а их целые четыре сотни. Теперь я спрашиваю: хотите ли вы найти иной выход из создавшегося положения?
Он резко выпрямился; на лице его уже не было никакого благодушия. Пронизывающим, тяжелым взглядом он обвел всех присутствующих, будто гипнотизируя их, и после недолгого молчания продолжил: