Королевские бастарды
Шрифт:
Во-первых, они попались, а это уже дурной признак. Те, кто не дался в руки закона, стоят безусловно больше.
Попадаются чаще всего одиночки, вроде Тропмана или Ласенера, которые действуют на свой страх и риск с малым числом сообщников. Они обожают шумиху, она придает им значимости, и они ищут ее. Не принимайте их за героев подземного царства. Или же относитесь к ним так, как вы относитесь к мелким полуголодным торговцам новинками, что суетятся возле огромных торговых предприятий вроде магазинов «Дешевая распродажа» или «Галерея Лувр».
Где-то в Париже (где именно –
Вот это и есть истинный герой преступного мира!
Он никогда не делился клочками своей биографии с репортерами. Он прятался с ловкостью, что сродни колдовству, и жил себе, как мирный обыватель, с пятью своими смертными приговорами в кармане. Вот он-то и служил в армии полковника.
Он был по-настоящему знаменит в Варварии, таинственной стране, что прячется на дне подземелий и где обитает особенный народ, знающий толк и в убийствах, и в убийцах.
Шутки, которые они проделывают с полицией, дают им право весело посмеиваться, слыша разговоры о дутых героях, обязанных своей славой «Судебному вестнику».
– О нас никогда ничего не пишут, – бормочут v они, – не на таковских напали!
…Никто не знает в точности, сколько лет этому таинственному преступнику, потому что долгие годы живет он в удивительной незаметности и обнаруживает свое существование только столь же удивительными преступлениями.
О северных морях рассказывают, что живущие в них киты могут очень долго жить под водой, но наступает день, когда они поднимаются подышать на поверхность. И вот на неоглядной глади океана возникает пенное пятно, и китобои торопятся к нему. Когда в волнующемся парижском море расплывается алое пятно, полиция налегает на весла.
Но кит зачастую уже уплыл, а гарпунщики только-только подоспели. Когда полиция и судебные следователи наперегонки прибегают на место преступления, Кадэ-Любимчик уже давно под водой.
Кадэ-Любимчик было только прозвищем, данным за многочисленные любовные победы, а вообще-то звали его Тюпинье. Он был уродлив, злобен и фальшив в дружбе, но отличался фантастической дерзостью по части преступлений. Несмотря на преклонный возраст, ловкостью он мог сравняться с лучшими из гимнастов.
А изворотливостью – с покойным Талейраном [18] .
Таков был человек, который решил напомнить Парижу вопрос: «Будет ли завтра день?». Преступник низкого разбора, бандит, который сам всегда прикладывал руку к кровавому преступлению, теперь командовал бывшими членами совета Черных Мантий, обретавшимися когда-то на высшей ступени иерархии.
18
Талейран Шарль Морис (1754—1838) – один из самых выдающихся дипломатов, мастер тонкой дипломатической интриги, беспринципный политик
Он стал ими верховодить,
Братство ожило.
Таинственность, что окружала Отца-Благодетеля, не шла ни в какое сравнение с теми предосторожностями, какие принимал Тюпинье по прозвищу Кадэ-Любимчик. Приказы его приходили из ниоткуда. Его никогда не видели въяве. Кто-то говорил, что он передает свои приказы Адель Жафрэ, но каким образом?
Другие шли еще дальше, утверждая, что братство лишь прикрывается именем знаменитого Кадэ, – так банды, действующие в области индустрии, покупают титул герцога или имя боевого генерала, бывшего министра или сенатора, чтобы придать себе весу.
По словам этих последних, Кадэ был слишком болен, чтобы взвалить себе на плечи такую ношу.
Но как бы там ни было, передавая приказы Кадэ или нет, но Адель Жафрэ, эта странная старуха, обладала всей полнотой власти не только у себя в доме, но и в совете сообщества, и члены восстановленного братства не знали другого командира, кроме нее.
Впрочем, глядя на теперешнее величие этой дамы, простой статистки в мрачной комедии прошлого, невольно думалось, что ей, должно быть, не по себе на троне полковника Боццо.
Однако она удерживалась на нем, правда, не без труда, хотя авторитет ее не имел, конечно, ничего общего с авторитетом полковника.
Но она не была и случайным человеком в этой игре. Любая женщина средних способностей (да и мужчина тоже, прибавлю я) сто раз потеряла бы голову среди тех сложностей, с которыми ей приходилось сталкиваться изо дня в день. И жизнь, и дела она знала куда лучше, чем можно было бы ждать от жены добряка Жафрэ. По временам в ней даже появлялось что-то от прирожденной аристократки, она вдруг вспоминала позабытые утонченные манеры, которые, разумеется, весьма противоречили ее обычным манерам и привычкам.
В общем – по крайней мере на первый взгляд, – царила она скорее благодаря изворотливости, чем силе, и жизнь ее представляла собой каждодневную борьбу со всеми, включая своих подчиненных. Так, например, от господина Ноэля она требовала сведений лишь тогда, когда знала: у нее этих сведений куда больше, чем у него. А что это, если не признак слабости?
Мы оставили их сидящими вместе в кабинете господина Жафрэ. Господин Ноэль курил трубку, а Адель, приоткрыв дверь в гостиную, спросила:
– И где же наш очаровательный принц?
И получила ответ от мэтра Изидора Суэфа, который сказал подчеркнуто недовольным тоном:
– Осмелюсь заметить, что с точки зрения приличий поведение будущего супруга оставляет желать лучшего. Он опаздывает уже на тридцать пять минут.
– Тогда, – добродушно сказала Адель, – я смогу закончить свои дела. Вы предупредите меня, когда я понадоблюсь.
И она снова закрыла дверь. Усевшись опять в кресло, она спокойно и миролюбиво проговорила:
– Мэтр Суэф ведет себя так, будто он директор тюрьмы. Он весь пропитан мещанскими добродетелями. Однако мы умеем ценить и иные.