Королевские игры
Шрифт:
– И что же теперь с ними будет?
– Их уже заключили в Тауэр. Дальше - допрос, суд и казнь, - бесстрастно ответил брат.
– На меньшее страна не согласится.
– А что ждет Марию Стюарт?
– Это будет решать королева.
До подъезда особняка на Сизинг-лейн Розамунда не проронила ни слова. Гостей немедленно проводили в кабинет, где их уже ждал хозяин. Кузину он приветствовал коротким кивком.
– Ты хорошо справилась с работой, Розамунда. Возможно, когда судьба леди Марии определится, придется снова вернуться к узнице. А сейчас ответишь на мои вопросы и сможешь отдохнуть
Вопросы господина секретаря заняли несколько часов. Некоторые казались банальными и мелочными, какие-то повторялись несколько раз. Однако, как только речь зашла о фрейлинах Марии Стюарт, пришлось взять себя в руки и напрячь усталый ум.
– Насколько глубоко доверяет им госпожа? Взять, например, леди Шарлотту. Она прислуживает королеве с тех пор, как приехала в Англию. Дамы чрезвычайно близки.
Розамунда вспомнила подруг по несчастью, с которыми пришлось делить ту жизнь, которую послала судьба. Подумала об их верности и спокойной храбрости. Если сэр Фрэнсис хотел услышать слова, способные нанести вред хоть одной из этих достойных особ, то его ожидало разочарование.
– Фрейлины преданы леди Марии, сэр Фрэнсис, однако мне ни разу не удалось услышать ничего, что могло бы намекать на заговор или заговорщиков. Госпожа познакомила нас лишь с одним письмом - от Энтони Бабингтона, однако больше поводов для дискуссий не представлялось.
– Но ведь не исключены тайные разговоры. Слышать их ты, разумеется, не и мела возможности, но могла заметить стремление остаться в стороне от других.
Вельможа настаивал, не сводя с лица безжалостных проницательных глаз.
– Конечно, время от времени госпожа уединяется то с одной из своих камеристок, то с другой, - невозмутимо ответила Розамунда.
– Каждая прислуживает лично и помогает в самых интимных делах. Но мне ни разу не довелось услышать перешептываний или ощутить атмосферу тайны. Мы ничего не скрывали друг от друга… видите ли, заключение сближает, тем более что изо дня в день приходится преодолевать множество неудобств и трудностей.
– А Клод де Но? Личный секретарь наверняка пользовался особым доверием.
Трудно было отрицать утверждение, тем более что в отчетах отражался каждый визит. А главное, француза уже арестовали, и, вполне возможно, он успел дать признательные показания.
– Месье нередко уединялся с королевой, - подтвердила Розамунда.
– Никто из нас не присутствовал при их беседах.
Вновь наступило молчание, и наконец Уолсингем кивнул, хотя и не выглядел вполне удовлетворенным долгой беседой.
– Что ж, пусть так. В свое время каждая из придворных дам сама ответит на наши вопросы. А ты устала, да и леди Урсула, должно быть, заждалась.
Розамунда встала и с поклоном направилась к двери. Она действительно с трудом держалась на ногах: после трех дней в седле и двух часов жесткого допроса трудно было ожидать иного.
Войдя в гостиную, Розамунда с радостью увидела леди Уолсингем и едва не упала в объятия доброй подруги.
– Бедняжка, ты же совсем измучилась!
– воскликнула Урсула.
– Не понимаю, о чем думал сэр Фрэнсис! Сразу вызвал к себе, не дал даже отдохнуть с дороги!
– Хозяйка наполнила бокал.
– Выпей же, милая, красное вино
Только сейчас Розамунда почувствовала, что напряжение постепенно отступает. Несколько месяцев приходилось следить за каждым словом, чтобы не проговориться и не выдать себя, внимательно прислушиваться к разговорам, делая вид, что занимаешься совсем другими делами, а потом тайно записывать и пересылать все, что удалось услышать и узнать. Ненавистная жизнь во лжи истощила. И вот тяжкие испытания остались позади, а впереди ждали дом и отдых. Эта гостиная стала почти такой же родной, как сад в Скэдбери. А Урсула проявляла столько материнской заботы и участия, сколько за всю жизнь не удалось увидеть от родной матери, Дороти Уолсингем.
На следующее утро Розамунда с Томасом выехали в деревню, и, несмотря на теплые чувства к особняку на Сизинг-лейн и его хозяйке, при виде с детства знакомых мест сердце вздрогнуло и затрепетало от счастья. Дженни подняла голову, принюхалась и, почуяв родную конюшню, радостно заржала.
Розамунда спешилась у крыльца и, подхватив юбки, побежала в дом. Уехала она в мае, а сейчас на дворе стоял август - пролетела весна, подходило к концу лето. Короткое путешествие по комнатам первого этажа принесло множество открытий. Повсюду царил прежний беспорядок, но после безупречного уюта в особняке Урсулы он особенно остро колол глаза. Слуги, как всегда, неряшливые и апатичные, немало удивились неожиданному появлению молодой госпожи, однако приветствовали с искренней симпатией. Розамунда обошла весь дом, заглянула в каждый угол, чтобы проверить, всели на месте, и вновь почувствовала себя хозяйкой собственной жизни, а не гостьей и не узницей. Этот дом оставался ее домом; она собиралась прочно взять его в собственные руки, ходить где хочется и делать все, что кажется нужным и правильным.
Она распаковала вещи в своей комнате и подошла к открытому окну: внизу, на террасе, послышались голоса. На низкой каменной стене сидел мастер Марло. Томас не предупредил о том, что друг ждет его дома, да и никаких следов присутствия постороннего заметно не было. И вот пожалуйста: Кит собственной персоной сидит на стене с кружкой эля в руках, беззаботно покачивает ногой и, прищурившись, снизу вверх смотрит на стоящего рядом Томаса.
Розамунда спустилась в кухню, чтобы обсудить с мистрис Рали предстоящий обед. Она уже не чувствовала себя прежней девочкой - самой младшей в семье, а потому не имеющей ни прав, ни обязанностей.
Ощущение собственной значимости изменилось, и, судя по реакции изумленной экономки, та тоже заметила перемену.
– Прикажите Табите навести порядок в столовой, мистрис Рали, причем немедленно. Затем пусть вычистит камин в комнате мастера Уолсингема и поставит на полку свежие цветы. А воск для полов и мебели у нас есть?
– Бог его знает, мистрис.
– Экономка посмотрела недовольно; хозяйственный пыл молодой госпожи ее явно не обрадовал.
– Если сохранился, то найдется в кладовке. Ваша матушка, царство ей небесное, когда-то любила навощенные полы, а потом, как заболела, совсем забыла о таких вещах. Ну а после ее смерти у нас и слуг-то почти не осталось.