Королевский дракон
Шрифт:
Алан проснулся от холода, но сначала даже не шевельнулся. Странный сон не шел из головы. Он чувствовал еще запах моря и горящих домов, слышал крики детей, падавших под ударами топоров и копий эйкийцев. Все еще видел страшных собак, их ужасающий оскал, желтые глаза, из которых словно сыпались искры. Юноша вздрогнул и перевернулся на другой бок. Тоска и Ярость плотнее прижались к нему. Их присутствие придавало уверенности.
В отличие от других пехотинцев, Алан теперь имел, по крайней мере, сносную постель — ковер, который расстилали
Ярость заскулила и тоже заворочалась во сне. Тоска проснулся сразу, едва Алан двинулся. Надо было вставать.
Вчера граф Лавастин с отрядом наконец-то настиг Сабелу. Многочисленная свита принцессы теперь разрослась до размеров войска. Родульф, герцог Варингии, множество графов и мелких чинов присоединились к ним. Прибытие Лавастина со ста двадцатью солдатами послужило поводом для грандиозного праздника. Пир шел всю ночь, и Алан выпил больше эля, чем следовало. Во рту пересохло и горчило, болела голова, подташнивало.
Один из графских стражников все еще спал. Другой равнодушно зевал, не обращая внимания на проходящего Алана. Тот направился в лес, шагах в двадцати от лагеря. Тоска, повизгивая, трусил следом.
Делая свое дело, Алан одновременно наблюдал за небом. Луна уже спряталась, и на востоке виднелась красная полоса зари. С дальнего конца лагеря доносилось церковное пение, священнослужители приветствовали восходящее светило. Когда юноша собрался возвращаться, Тоска зубами чуть схватил его за запястье и потянул в сторону. Алан пригнулся, прячась за кустами:
— Что там?
Из глубины леса доносился быстрый шепот. Тоска потянул его сильнее, так, что юноша упал на четвереньки. Теперь его совсем не было видно за низким кустарником. Сквозь ветви он различил две фигуры, пробиравшиеся через подлесок с чем-то тяжелым. Наконец они остановились передохнуть.
— Там кто-то есть, — шумно выдохнул один из них. Алан и Тоска молчали. Неизвестные замолкли. Клирики пели, и их отдаленные голоса звенели в морозном воздухе. Небо светлело.
— Никого, — сказал второй. — Надо поторопиться, пока лагерь не проснулся.
Человек вновь взялся за что-то длинное и тяжелое, и они продолжили свой путь в восточный конец лагеря. Они несли чье-то тело.
Сердце Алана похолодело. Тоска принюхался к воздуху. Вместе они поползли вслед за ними. Алан придерживал собаку за ошейник. Чтобы придать себе уверенности, он потрогал красную розу, висевшую под кафтаном, живую и цветущую. Легкий укол шипов придал ему мужества.
Трудно сказать, мужчина то был или женщина, жив был человек или мертв. Они несли его вдоль ограды лагеря, направляясь, судя по всему, туда, где стояла полевая кухня, но потом, миновав ее, прошли к
Алан напрягся и замер, до тех пор пока не услышал, как лошади в лагере переминаются с ноги на ногу, как тихо заканчивают свою песнь клирики. Он различил голоса. Услышал, как скребут по дереву клетки чьи-то огромные когти, как шумят ветви на ветру, услышал даже, как скрипят песчинки под его пальцами.
— … и не будет задано никаких вопросов.
— Притащили его из Отуна. Это земли епископа, которая поддерживает ложного короля. Епископ Антония сказала, что с его людьми легко справиться.
Охранник клетки хмыкнул.
— Пока они не возьмутся за оружие. Вы, должно быть, шли весь день из предместий Отуна. Он еще жив?
— Кажется, дышит. Мы дали ему воды, как ты приказывал. Он даже не проснулся и не открыл глаз. Почему? Может, попытаться его растолкать?
Голос охранника прозвучал с отвращением:
— Незачем заставлять беднягу страдать.
— Жалеешь слугу самозванца?
— Делаю свою работу. А теперь отойдите.
— Нельзя ли посмотреть?
— Смотрите, если угодно. Потом пожалеете.
Что-то в его голосе заставило тех двоих отойти. Но Алан чувствовал, что именно теперь не должен оставаться в стороне.
Он прыгнул. Тоска попытался ухватить его за полу кафтана, но промахнулся, и Алан с шумом вывалился из леса.
— Стой! — громко закричал он.
Двое схватили его, завернув руки за спину. Какое-то время он боролся, но те были сильнее. Внутри клетки раздался тяжелый стук, как будто кто-то, бывший к тому же немаленьких размеров, всей тушей ударился о прутья.
— Может, бросить туда этого? — проявил творческий подход один из несших тело. — Он моложе и свежее.
Тоска с рычанием выпрыгнул из-за деревьев. Алан сразу оказался свободен, а нападавшие обнажили ножи.
— Это одна из псин графа Лавастина, — раздраженно сказал охранник, — их нельзя убить.
Тоска загородил собой Алана и ощерился.
— Не делайте этого, — взмолился юноша. — Это жестоко. Так нельзя!
У охранника клетки не хватало кисти одной руки, лицо от лба до подбородка было изуродовано глубокими шрамами, один шрам проходил там, где когда-то был левый глаз. На груди висел бронзовый Круг Единства.
— Скотинку надо кормить, мальчик. Свежей кровью. Или и впрямь хочешь предложить свою?
Алан содрогнулся. Но память о предсмертном вое и рыданиях несчастного Лэклинга оказалась сильнее страха. Вину следовало искупить. Он вспомнил вдруг и брата Агиуса с его ересью о том, что блаженный Дайсан принес себя в жертву, чтобы искупить людские грехи. Жертва делает человека достойным! Алан шагнул вперед.
Тоска толкнул Алана сзади с такой силой, что тот упал на колени. Собака вцепилась ему в руку, едва не прокусив до крови. Люди с ножами подошли ближе. Тоска, косясь на них, зарычал, но не выпустил руку из пасти.