Королевский лес. Роман об Англии

Резерфорд Эдвард

Адела упивалась миром и покоем окружающей природы.

Наконец она решила выйти, но, похоже, никто еще так и не встал. Она прикинула, куда бы пойти: к конюшням, которые располагались там же, где и сельскохозяйственные постройки, или, может быть, дальше, в поле, куда на ночь вывели нескольких лошадей. Но, проходя мимо особняка, она обратила внимание на маленькую, низко расположенную дверь в боковой стене, к которой спускались три каменные ступени. Она рассудила, что там подвал и он будет заперт. Но, такова уж была ее натура, Адела спустилась проверить, и дверь, к ее удивлению, отворилась.

Помещение было просторным, с низким потолком; погреб

тянулся на всю длину здания. Потолок поддерживался по центру тремя массивными каменными столбами, делившими помещение на отсеки. Свет, проникавший в дверь, которую Адела оставила открытой, дополнялся тем, что лился в зарешеченное оконце, расположенное высоко на противоположной стене.

Глазам понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к сумраку, но вскоре Адела смогла разглядеть предметы, которые, как она и ожидала, здесь находились. Все было складировано по порядку, в отличие от хаоса, обычно свойственного таким местам. Здесь были сундуки и мешки; один отсек был занят бочонками с вином и элем; в другом висели мишени для упражнения в стрельбе, распущенные луки, стрелы, с полдюжины рыбацких сетей, собачьи ошейники, сокольничьи рукавицы и клобучки. Лишь дойдя до дальнего левого угла, где пол был усыпан стружкой, она увидела нечто странное – в полутьме слабо поблескивала высокая фигура, настолько похожая на человека, что Адела подпрыгнула.

Это была деревянная кукла. Блестела она потому, что была одета в длинную кольчугу и металлический шлем. За ней Адела теперь различила вторую куклу, облаченную в кожаную рубаху, которую надевают под кольчугу. На стойке лежало седло с высокими луками; к нему был прислонен длинный шипастый щит; рядом, на раме, – огромный, с широким лезвием меч, два копья и булава. Адела чуть задохнулась. Должно быть, это амуниция Хью де Мартелла.

Она не собиралась ничего трогать. Кольчуга и оружие были тщательно смазаны маслом, чтобы их не поразила ржавчина; при слабом свете Аделе было видно, что все пребывает в совершенной готовности. Ни одно звено кольчуги не было смещено. В воздухе стоял смешанный запах масла и кожи, металла и смолистой стружки, который она нашла странно возбуждающим. Инстинктивно она подалась к одетой в доспехи кукле, вдыхая ее запах, почти прикасаясь к ней.

– Мой дед пользовался боевым топором.

Голос раздался так неожиданно, буквально в дюйме от уха, что Адела чуть не закричала. Она подпрыгнула и резко повернулась, едва не коснувшись при этом груди Хью де Мартелла.

Тот не шелохнулся, но издал смешок:

– Я напугал вас?

– Я… – Она попыталась перевести дух и почувствовала, что сильно покраснела; сердце бешено колотилось. – О mon Dieu! Да.

– Мои извинения. Я умею ходить бесшумно. Сперва, при этом свете, я принял вас за вора. – Он так и не сдвинулся с места.

Она вдруг осознала, что одета только наполовину. Что ей сказать? Мысли разбегались.

– Боевой топор? – Это были последние слова, которые отпечатались в ее памяти.

– Да. В конце концов, мы, нормандцы, все до единого – викинги. Дед был человек дюжий, рыжеволосый. – Он улыбнулся. – Темные волосы достались мне от матери. Она была родом из Бретани.

– Вот как… Я вижу. – Она не видела ничего, кроме его кожаного джеркина. Знала только, что он сделал паузу, прежде чем заговорил.

– Ведь вы постоянно что-то исследуете? Сначала в Нью-Форесте, теперь здесь. В вас живет дух авантюризма. Это весьма по-нормандски.

Она подняла к нему лицо. Он улыбался, глядя сверху.

– А

вы не авантюрист? – спросила она. – А может, вам и незачем им быть.

Его улыбка исчезла, но он не показался разгневанным – лишь задумчивым. Конечно, он понял ее: обустроенные поместья, богатая жена; жалкий и вызывающий намек на утрату духа предков-викингов.

– Как видите, у меня много дел, – спокойно ответил он, и слова эти прозвучали с хладнокровной властностью, с силой, которую он излучал.

– Я поставлена на место, – сказала она.

– Хотелось бы понять, где ваше место. – На его лицо вернулось веселое выражение. – В Нормандии? В Англии?

– Полагаю, что здесь.

– Вы направляетесь в Винчестер. Это хорошее место для поиска партии. Туда прибывает множество людей. Возможно, мы снова встретимся в этой части страны.

– Возможно. Вы бываете в Винчестере?

– Иногда.

Теперь он на шаг отступил. Она поняла, что его глаза автоматически вобрали ее целиком. Он собрался уйти. Ей захотелось что-то сказать – что угодно, только бы задержать его. Но о чем говорить? О том, что он женился на богатой женщине, недостойной его? Что с ней ему было бы лучше? Куда, куда на Божьем свете заведет их связь?

– Идемте.

Он предлагал сопроводить ее наружу. Конечно, ей надо пойти и подобающе одеться. Она повиновалась и пошла впереди него на свет, проникавший в дверь. У самого порога он взял ее руку, уверенно поднял и нежно коснулся губами.

Жест вежливости в полутьме. Неожиданный. Она повернулась к нему. Грудь словно перехватило нечто похожее на боль. Всего на секунду у нее прервалось дыхание. Он наклонил голову. Она как лунатик вышла в яркий наружный мир, едва не ослепнув от света. Он повернулся запереть дверь. Она, не оглядываясь, направилась к дому.

День прошел спокойно. Б'oльшую часть его Адела провела в обществе леди Мод. При встречах Хью де Мартелл держался учтиво, но несколько холодно и отстраненно.

И утром следующего дня, когда они с Вальтером отбыли в Винчестер, де Мартелл вел себя официально и был неприступен. Но на вершине хребта она оглянулась и увидела его высокую темную фигуру, которая смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду.

Осень приходит в Королевский лес милостиво. Долгие летние световые дни захватывают сентябрь; раскидистые дубы по-прежнему зелены; торфянистый гумус вересковых пустошей хранит ласковое приморское тепло; воздух пахнет остро и сладко.

За пределами леса собирают урожай. Жатва завершена, яблоки готовы упасть, туманы в голых полях напоминают сыростью, что надо собрать все до того, как солнце начинает убывать с приближением конца года.

Но в Королевском лесу природа выступает в иной ипостаси. Это пора, когда дубы роняют зеленые желуди, которые сплошь покрывают землю. Люди вроде Прайда выводят свиней кормиться этими желудями и буковыми орешками – плодокормом, как его называют. Это древнее право, на которое не посягнул даже нормандский король Вильгельм Завоеватель. Местные лесники напомнили ему: «Олень заболевает, если съедает слишком много зеленых желудей. Но свиньи их любят». Идут дни, и буки начинают желтеть, но с первым появлением этого признака мягкого упадка наблюдается другое, почти противоположное преобразование. Остролист бывает мужского пола и женского, и вот теперь, словно приветствуя приближение зимы, женские особи буквально взрываются алыми ягодами, густые грозди которых блестят на фоне кристально синего сентябрьского неба.