Королевский лес. Роман об Англии

Резерфорд Эдвард

Однако стоило Адаму всмотреться в тень, как его внимание привлекло кое-что еще: фигура, видневшаяся в полумраке подле крестьянина. Если он не ошибся – женская.

Женщины не допускались в аббатство. Конечно, знатная леди могла нанести визит, но ей не полагалось оставаться на ночь даже в королевских гостевых покоях. Женщины наемных работяг могли навещать их на фермах, но, как особо подчеркнул аббат, не должны там задерживаться и уж ни в коем случае – ночевать.

Поэтому брат Адам немедленно направился к ним.

Она сидела на полу рядом с Фурзи. Когда Адам приблизился, оба почтительно

встали. На голове у женщины было что-то вроде шали, и, поскольку она скромно потупила взор, он толком не рассмотрел ее лица.

– Это моя жена, – объяснил крестьянин. – Пирогов принесла мне.

– Понимаю. – Брат Адам не хотел обижать Фурзи, но счел за лучшее проявить твердость. – Боюсь, ей придется уйти до заката, а уже смеркается. – (Тот помрачнел, но женщина, как показалось Адаму, хотя и не подняла глаз, не огорчилась.) – У твоего мужа выйдет великолепная повозка, – заметил он дружески перед тем, как вернуться к остальным.

Какое-то время он провел в беседах, обходя амбар, а потому не удивился, когда обнаружил, что женщина ушла. Намереваясь теперь и сам вернуться в аббатство, он подошел к входу в огромный амбар и отворил дверь.

Пурга встретила его ударом. Он едва мог поверить в происходящее. Толстые стены амбара полностью заглушили свист ветра: за то недолгое время, что он провел внутри, небольшие порывы превратились в сильные, а те – в воющую бурю. Даже под прикрытием амбара снег хлестал его по лицу. Повернувшись по ветру, он, чтобы хоть что-то увидеть, был вынужден моргать. Пройти даже три мили до аббатства казалось глупостью. Он лучше останется на ферме.

Тут брат Адам вспомнил о женщине. О Небеса, он послал ее в этот буран! И как далеко ей идти? Пять миль? Скорее, шесть. Через открытую пустошь в самую пасть пурги. Это было возмутительно! Ему стало стыдно. Что подумает ее муж о нем и об аббатстве? Нырнув обратно в амбар, он позвал Тома и двух послушников.

– Быстро закутайтесь. Принесите кожаное одеяло.

Помедлив ровно столько, чтобы выяснить, какой дорогой она пошла, он бросился в метель, предоставив другим догонять.

Час был еще дневной. Где-то в вышине свет сохранился, но здесь, внизу, померк. Перед Адамом, по мере того как он решительно продвигался вперед, не было ничего, кроме слепящего белого буйства, которое атаковало его лицо, как будто Бог наслал на северные земли некий новый вид саранчи. Снег летел почти горизонтально, окутывая все так, что уже в нескольких ярдах мир исчезал в серой мгле.

Боже, как он ее найдет? Умрет ли она? Присоединится ли к оленям и пони, несколько десятков которых уж точно будут найдены закоченевшими после такой ночи?

И потому он крайне удивился, когда, оставив позади последнюю живую изгородь, различил прямо перед собой темную фигуру, похожую на куль одежды, который яростно пробивается сквозь пургу. Он крикнул, наглотавшись снега, но она не услышала. Она осознала его присутствие, вздрогнув от страха, только когда он поравнялся с ней, охранительно обнял за плечи и развернул лицом прочь от летящей бури.

– Идем.

– Я не могу. Мне нужно домой. – Она даже попыталась деликатно оттолкнуть его и возобновить свое немыслимое путешествие.

Однако он, почти удивляясь себе, держал

ее крепко.

– Здесь твой муж, – сказал он, хотя они не могли его видеть, и повел ее на ферму.

Пурга той ночи была худшей из всех, что помнили в Нью-Форесте. Близ побережья снежная буря, казалось, слилась в одно целое с бушующим морем. Вокруг фермы Святого Леонарда образовались сугробы, поглотившие живые изгороди. Ветер над пустошью Бьюли переходил от резкого свиста к оглушительным белым стенаниям. И даже когда тьма слегка посерела, знаменуя наступление утра, метель продолжала беситься, затмевая свет.

Брату Адаму был ясен его долг. Он не вернется в аббатство, он должен остаться на ферме и обеспечить посильное духовное руководство.

На обратном пути в амбар он признал в женщине ту, с которой разговаривал о брате Мэтью. Он был рад, что спас от бури столь добрую душу.

Дальнейшие действия были вполне просты. Он распорядился поставить в амбаре жаровню, наполненную углем. Фурзи с женой успешно переночуют возле нее, а он с остальными останется в жилом помещении. И во избежание недопонимания ситуации он после вечерней трапезы собрал всех в амбаре и, прочтя несколько молитв, закончил небольшой проповедью.

Такой холодной ночью в преддверии Рождества, сказал он, коль скоро они, подобно Святому семейству, обрели убежище в скромном амбаре, он желает напомнить, что каждому отведено положенное и почетное место в Божественном замысле. Две категории монахов в аббатстве подобны Марии и Марфе. Возможно, набожной Марии выпала лучшая доля, как монахам. Но Марфа, верная труженица, была тоже нужна. Ибо как удалось бы аббатству вести молитвенную жизнь без тяжкого труда послушников? И разве они не нуждаются в помощи, которую оказывают добрые крестьяне, живущие вне религиозного ордена? Конечно нуждаются. И разве последний из всех, добрый крестьянин Том, не нуждается в поддержке жены, которая еще скромнее, но в равной мере любима Богом?

– Вас может удивить, – сказал он, – что этой женщине дозволили остаться здесь на ночь. Ибо правило аббата не подлежит нарушению. Никаких женщин на Большой монастырской территории. – Он обвел собравшихся суровым взглядом. – Но, – продолжил он, – наш Господь призывает нас также проявлять милосердие. Разве сам Он не спас от побивания камнями женщину, уличенную в измене? И потому, опираясь на власть, данную мне аббатом, мы разрешаем этой доброй женщине провести здесь эту ужасную ночь и получить убежище от бури. – Сказав это, он благословил их и удалился.

Когда на следующий день пурга ничуть не утихла – порой, когда брат Адам отворял дверь, она чуть не сбивала его с ног, – бедная женщина чрезвычайно разволновалась за детей. Но Фурзи заверил его, что сестра и другие селяне о них позаботятся, и брат Адам запретил женщине уходить. И вот таким образом она осталась на ферме рядом с жаровней, дававшей тепло, и Томом, работавшим над повозкой, тогда как брат Адам трижды в день устраивал для всех простые молебны.

Как же ей не терпелось вернуться домой! Старшая дочь присмотрит за младшими детьми, но все они будут думать, что с ней что-то стряслось. А главное – Люк.