Королевский тюльпан. Дилогия
Шрифт:
Поэтому хитрые — но не очень умные, судя по результату — заговорщики зашли с другой стороны. И для начала уничтожили все королевские тюльпаны.
Я так поняла, это было привезенное из-за моря заклинание-болезнь. Выпустили его впервые именно тут — в сердце королевских цветников. И черная пыль сожрала поля тюльпанов чуть ли не в течение одного дня. А потом мистически-волшебным образом перекинулась на королевские цветы в других садах. Уничтожила подчистую все, что торчало из земли хоть на сантиметр.
Вот только дальше все пошло не по плану. Заклинание-болезнь
И тут грянул гром. То бишь революция. От которой прилетело всем: и старой династии, уничтоженной под корень, и аристократам-заговорщикам, притащившим на родину этакую дрянь, и вообще всем, кто не вовремя под руку подвернулся разгневанным народным массам. Да и в массах эта история понравилась не всем — мои новые друзья уж никак к аристократии не относились.
— Оно, конечно, дело хорошее, когда слишком заносчивым по шапке дали так, что башка отвалилась, — рассуждал дядюшка Луи, запивая свой рассказ кислым пивом из старой тыквенной бутыли. — Да только те, что зады свои на еще не остывших местах пристроили, они не лучше. Кабы не хуже-то. У аристократишек гонору было много, дык и воспитание имелось, и знания хоть кой-какие. Опять же, понятие о том, что графу какому-нибудь с нищим за лепесток драться невместно. А нынче чего? Нынче всякая шушера верховодит, то лавочники, то воры.
Тетушка Франсуаза согласно кивала, мерно, как фарфоровый болванчик, в такт словам Луи. Казалось, она дремлет, прикрыв глаза. Но изредка круглый совиный глаз, которым она косилась на рассказчика, остро поблескивал.
А Луи знай распинался дальше:
— Этим все едино, кого до тычинки обобрать. А дело сделать или, там, повоевать с захватчиками, так крысы подвальные — и те смелее да разумнее будут. Соседи-то, думаешь, чего нас не завоевали, по благородству души? Держи карман шире. Сунулись почти все разом. Да только заклятье то зловредное и у них дыхание цветочное отняло. Едва заразу в свои земли не принесли. Теперь, сталбыть, к нам через границу всех пускают, кто такой дурак, что рвется. А обратно — шиш. И цветы нам продают втридорога…
— Но почему сами не выращиваете? — осторожно поинтересовалась я, устраивая спящего ребенка поудобнее.
— Глухая ты аль тупая? — недовольным голосом пробухтел Луи. — Сказано же ж — пропала магия цветочная. Нет дыхания. А без него как ты цветок вырастишь? Это тебе не кабачок! Еще скажи, что черноногих, что брюкву сеют, надо к этому делу привлечь!
Луи и Франсуаза заперхали-засмеялись. А я только вздохнула и снова пощупала в кармане луковицу тюльпана. Странно все это. Черноногие — крестьяне. Они выращивают овощи и прочую пшеницу. Как нормальные люди — сеют, поливают, собирают урожай. Все просто и понятно, хотя даже городское дно в лице лепесточников относится к сельским труженикам на редкость презрительно. Спрашивается, что мешает так же разводить цветы?
А вот. Нельзя, и все. Так не бывает, потому что так не бывает никогда. И прочие
На мое предположение, что стоит пойти и проверить то место, где раньше цвели королевские тюльпаны, парочка лохматых лепесточников ответила дружным смехом. И в два голоса объяснили глупой заканавнице, откуда цветы растут.
Я не стала спорить. Просто, когда рассвело, прошлась по краю выжженного поля и покопалась в земле.
И обнаружила луковицу. Самую обычную. Вполне живую.
ЛИРЭН
Быстрее всего было с незадачливым охранником песочницы. Лейтенант оказался любезен и позволил мне задать несколько вопросов. «Да, привели шлюшку Филь-Филь, видел мельком прежде, на себя не очень похожая, но не мое дело… да, дверь заперли как положено… чтоб мне дышать чертополохом, если до вас хоть кто-то сюда приходил».
Бедолагу отправили в казарму префектуры. Я велел накарябать записку дежурному офицеру, чтобы тот после всех протокольных занудностей выставил парня, а не отдал под суд. Не люблю, когда люди страдают потому, что оказались не в то время не в том месте.
Потом отправился в свою резиденцию. По установленной традиции Ночные Клинки спят днем и просыпаются к раннему вечеру. Маршал на то и маршал, чтобы пренебрегать традициями, и я послал курьеров еще по дороге.
Первым явился Ухо, сонный и злой, он и правда спал. Мой второй разговор с ним за двое суток оказался еще неприятнее — недавнему сопернику на выборах пришлось и проснуться, и вежливо вытерпеть мои гневные насмешки: как он мог наказать виновного, не взглянув на него перед этим и не убедившись, что на песочек отправили кого следует?
— Осторожней, братец, — заметил я, — этак в следующий раз захочешь покарать мелкотырного воришку, а твои дуболомы не разберутся и отнесут на песочек тебя.
Ухо с достоинством снес все шуточки, только иногда поправлял повязку, закрывавшую левую часть головы. Для Братства не было секретом, что когда он в младых годах прислужничал в трактире, то запускал пальцы в тарелки по пути из кухни в зал, за что его немилосердно драли за ухо и оно стало в полтора раза больше правого. Потом, в какой-то уже взрослой истории, он потерял разросшееся ухо совсем, но кличка прилипла намертво.
Ничего больше не выудив из этого капитана, я занялся подчиненными — их я принял в полутемном парадном зале, с клятвой на большом клинке и сидевшей в углу старушкой-правдовидицей. Правда ли, что у нее болит голова, когда звучит ложь, сказать трудно. Достаточно репутации.
Двое парней-поползней, напуганные уже самим приглашением в зал, и не думали врать — это я видел сам, так что старушка могла вздремнуть.
…Да, не так давно мы раздобыли цветочный компас. Извините, мы слышали, о такой добыче надо сообщить маршалу. Мы сообщили капитану, думали, он вам скажет. Он приказал поскорее им воспользоваться и, если появится Туман, нырять без промедлений. Если бы знали, как выйдет…