Королевское чудовище

Кашор Кристина

Его сила тяготила его. Он смирился с этим.

И он был совсем не похож на отца. Как и Гаран с Кларой, как и Нэш, в конечном счете. Не все сыновья похожи на своих отцов. Каждый сам выбирает, каким станет человеком.

И не все дочери похожи на своих отцов. Каждая выбирает сама, каким станет чудовищем.

Файер посмотрела на свое лицо, прелесть которого внезапно размыло замутившими взгляд слезами. Она поморгала, прогоняя их.

— Я боялась стать Кансрелом, — вслух сказала она своему отражению. — Но я не Кансрел.

— Любой из нас мог бы сказать вам это, миледи, — раздался сбоку ласковый голос Музы.

Файер

посмотрела на капитана своей охраны и рассмеялась, потому что знала теперь, что она не Кансрел, а лишь она сама. Не нужно ни за кем следовать, она сама будет выбирать дорогу. А потом смех оборвался, потому что внезапно ее привел в ужас путь, который она сейчас выбирала. Я не могу, подумала Файер. Я слишком опасна. Я только все испорчу.

«Нет, — тут же возразила она себе. — Я уже снова забываю, что я не Кансрел. С каждым следующим шагом я буду сама создавать себя. И быть может, собственная сила всегда будет ужасать меня, быть может, я никогда не стану тем, чем хотела бы стать.

Но я могу остаться здесь и сделать себя тем, чем должна стать.

Трата — преступление. Я использую свою силу, чтобы исправить то, что натворил Кансрел. Чтобы сражаться за Деллы».

Часть вторая

Шпионы

Глава семнадцатая

Хотя Файер немало слышала о политических играх королевства, оказалось, что она знала все только в общих чертах — теперь, когда в голове выстроилась точная и детальная карта Делл, она это понимала. Ключевыми стратегическими пунктами были Столица, поместье Мидогга на пиккийской границе и земли Гентиана в южных горах, под рекой, близ Половодного форта. Между ними тоже было много всего важного: множество крепостей и форпостов Бригана, имения знатных лордов и дам, держащих крошечное войско и то и дело меняющих сторону, Большие горы на юге и западе, Малые горы на севере, Крылатая река, Пиккийская река, высокая, плоская равнина к северу от Столицы, называемая Мраморным плато. Скалистые пятачки нищеты, болота насилия и грабежа, пустоши — пейзажи и ориентиры, призванные стать краеугольным камнем в войне между Нэшем, Мидоггом и Гентианом.

Задача день ото дня менялась — Файер никогда не знала заранее, кто в этот раз попался в руки воинам Гарана и Клары: пиккийские контрабандисты, просто воины Мидогга или Гентиана или их посыльные; слуги, которым когда-то довелось на них работать, возможные шпионы лордов или их союзников. Файер пришла к выводу, что в королевстве, балансирующем на вершине кучи постоянно меняющихся альянсов, самым важным товаром является информация. Деллы шпионили за своими друзьями и за своими врагами, да что там, они шпионили даже за своими шпионами. Впрочем, остальные стороны поступали точно так же.

Самый первый, кого к ней привели, — старый слуга одного из соседей Мидогга, — увидев ее, открылся шире некуда и принялся озвучивать все, что только приходило ему в голову.

— Принц Бриган впечатлил обоих лордов, и Мидогга, и Гентиана, — рассказывал старик, уставившись на нее и мелко дрожа. — Оба, как и принц, последние несколько лет покупают лошадей и собирают войска, нанимают горный народ и мародеров. Они уважают принца как противника, миледи. А вы знали, что в войске лорда Мидогга есть пиккийцы? Здоровые такие, бледнокожие детины, вечно слоняются по его землям.

«А

это легко, — подумалось Файер. — Ты просто сидишь, а они сами все выбалтывают».

Но Гарана это не впечатлило.

— Он не сказал нам ничего, чего бы мы не знали. Вы пробовали вытянуть из него еще что-нибудь — имена, места, секреты? Откуда вам известно, что мы узнали все, что знает он?

Следующие двое оказались не столь общительными — это были осужденные шпионы, сильные и умеющие себя ограждать. У обоих лица в багровых синяках, оба тощие, один горбится, хромает и морщится, откидываясь на стуле, словно на спине у него тоже раны или синяки.

— Как вы получили эти раны? — с подозрением спросила она. — И где? — Но они сидели перед ней молча, с каменными лицами глядели в сторону и не ответили ни на этот вопрос, ни любой другой из тех, что она задавала.

Когда допрос закончился и шпионов снова отправили в темницы, Файер извинилась перед Гараном, который присутствовал при допросе.

— Они были слишком сильны для меня, ваше высочество. Я ничего не могла добиться.

Гаран угрюмо посмотрел на нее поверх пачки бумаг.

— А вы пытались?

— Конечно.

— В самом деле? И насколько упорно? — сжав губы, он поднялся из-за стола. — Я не намерен тратить впустую ни время, ни силы, леди Файер. Когда вы соберетесь работать по-настоящему, дайте мне тать.

Сунув бумаги под мышку, он толкнул дверь и вышел из комнаты для допросов, оставив Файер один на один с собственным негодованием. Конечно, он был прав. Она действительно не пыталась по-настоящему. Ткнулась в их мысли, увидела, что они закрыты, и ничего не сделала, чтобы проникнуть силой. Даже не попыталась заставить посмотреть себе и лицо. Как? Неужели от нее и вправду ожидали, что и на будет сидеть и мучить и так уже ослабевших от жестокого обращения людей?

Подскочив, она побежала за Гараном. Он обнаружился в своем кабинете — сидел и с маниакальной скоростью строчил закодированное послание.

— У меня есть правила, — сказала она ему.

Он перестал писать и выжидающе поднял на нее ничего не говорящий взгляд.

— Если вы приводите мне старика-слугу, который добровольно пошел с воинами туда, куда его повели, которого никогда не судили и ни в чем не обвиняли, — говорила Файер, — я не стану вторгаться в его разум. Я буду сидеть перед ним и задавать вопросы, и если мое присутствие сделает его разговорчивей, что ж, прекрасно. Но я не буду заставлять его открывать что-то, чего он открывать не хочет. Кроме того, — добавила она, повышая голос, — я не стану вторгаться в разум тех, кого морили голодом и избивали в ваших казематах, кому отказывали в лекаре. Я не стану манипулировать пленником, с которым вы жестоко обращались.

Гаран откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

— Что ж, забавно! Ваша собственная власть над ними — тоже жестокое обращение, вы сами так говорили.

— Да, но моя жестокость — во благо. С вашей не так.

— Это не моя жестокость. Там не я отдаю приказы; и представления не имею, что происходит в темницах.

— Ну так если хотите, чтобы я их допрашивала, придется вам это самое представление получить.

К чести Гарана, в обращении с делийскими пленниками после этого многое переменилось, Один из самых немногословных после допроса, в котором Файер не удалось выяснить абсолютно ничего, отдельно поблагодарил ее за это.