Королевство крестоносцев
Шрифт:
Самым занятым человеком в городе в день коронации был сенешаль, исполнявший свои давние обязанности королевского мажордома. Он был ответствен за всю церемонию в целом, и ему был поручен надзор за своими помощниками и многочисленными слугами и писарями.
Будущий король облачался в коронационные одежды во дворце. В этом ему помогал камерарий (camerarius), который ведал покоями короля (camera). Затем, в окружении членов своей семьи и сановников, король выходил на площадь перед королевским дворцом. Здесь его ожидали маршал и коннетабль с королевским штандартом из ткани белого цвета в форме квадрата. По углам и в центре были помещены красные кресты; это должно было напоминать об алтаре с его пятью крестами, представлявшими раны Христа. Король садился на коня в нарядном убранстве, и вся торжественная
Король в традиционных диаконских облачениях – богато вышитой далматике и, возможно, даже со столой – преклонял колена, так же как и высшие сановники, перед патриархом, возносившим молитвы. Это было прелюдией к собственно коронации.
По просьбе патриарха король произносил коронационную клятву. Ее первая часть не сильно отличалась от подобных клятв европейских монархов. Король обещал защищать владения и права церкви и привилегии духовенства, а затем клялся защищать вдов и сирот. В завершение церемонии король давал особую клятву патриарху: «Я пребуду с сего дня вашим верным помощником и вашим защитником от всех, кто живет в Иерусалимском королевстве». Это было подтверждением существовавших издревле обязательств перед церковью. Хотя это не было своего рода оммажем, клятвой верности, приносимой вассалом своему сеньору, но сильно напоминало ее. Хотя и ставшая анахронизмом к середине XII в., эта клятва напоминала о признании Готфридом Бульонским верховной власти патриарха (что тот требовал).
Эта первая часть клятвы была обращена не ко всему обществу в целом, но имела отношение только к патриарху и церкви. За этим следовало то, что можно было назвать возобновлением прежнего договора. В то время как общепринятое обещание защищать права, собственность и привилегии граждан можно было найти в коронационных клятвах всех европейских монархов, ни в одной из них не было столь четко сказано, как в клятве королей Иерусалима: «Я обязуюсь защищать ассизы королевства и королей, моих предшественников, да будет им светлая память, и ассизы короля Амори и его сына короля Балдуина, и древние обычаи и ассизы Иерусалимского королевства».
Не только содержание клятвы делало ее более обязательной для исполнения, чем в других европейских странах; важно было и то, каким образом была обставлена церемония. Когда Гуго III де Лузиньяна в 1269 г. должны были провозгласить королем Иерусалима, «Жак Видаль, представитель «всего народонаселения королевства», ознакомил его с текстом клятвы, которую были обязаны приносить и обычно приносили феодальные сеньоры королевства, а затем король произнес слова присяги. И как только он сделал это в присутствии своих вассалов, те поклялись ему в верности». Тем самым коронационная клятва становилась двусторонним соглашением между королем и дворянством.
После принесения клятвы патриарх помогал королю подняться и, держа его за правую руку, обещал «поддерживать его и защищать увенчавшую его главу законную корону, охраняя при этом права римской церкви» (или монашеского ордена, если патриарх был монахом). Затем патриарх целовал короля и, обращаясь к присутствовавшим рыцарям, духовенству и горожанам, призывал их viva voce (во всеуслышание) подтвердить, что этот человек был законным наследником короны. После троекратного обращения к присутствовавшим все трижды выкрикивали «да».
Собравшийся народ выслушивал королевскую присягу и шумно приветствовал своего законного правителя, а потом присоединялся к хору, певшему христианский гимн Te Deum laudamus («Тебя, Бога, славим»). Сокровищницу Гроба Господня, ключи к которой были у госпитальеров и тамплиеров, открывали, и знатные феодалы выносили королевские короны (короля и королевы). Король оставался стоять вблизи алтаря, в то время как по всему собору продолжало разноситься пение Te Deum.
Королевская процессия выходила из храма Гроба Господня и шла узкими улицами к храму Господню, где король возлагал свою корону на алтарь, что символически изображало представление Младенца Иисуса, принесенного в храм, старцу Симеону. Отсюда королевский кортеж шел к [разрушенному] храму Соломона (мечети Аль-Акса), где устраивался торжественный пир, поскольку этот храм некогда был королевским дворцом.
Пир устраивали горожане Иерусалима, для которых это было одновременно и обязанностью, и привилегией, под наблюдением сенешаля. Использованные блюда и кубки становились его собственностью. Королевского коня с роскошной сбруей и попоной получал коннетабль. Во время пира перед королем держали скипетр.
Только семь из девяти правителей крестоносцев Первого королевства короновались в Иерусалиме, тогдашней столице страны. Среди них не было Готфрида Бульонского и Балдуина I, короновавшегося в Вифлееме. Только один правитель Второго королевства получил корону в Иерусалиме. Фридрих II Гогенштауфен, отлученный от причастия папой и патриархом, взял корону с алтаря храма Гроба Господня и возложил ее на себя (1299). Все остальные правители были коронованы в Тире, втором городе королевства. В отсутствие патриарха проводил церемонию архиепископ (второй по рангу после патриарха Иерусалимского). Но даже если коронации совершались в Тире, основные торжества проходили в Акре, официальной столице Второго королевства.
Строгое соблюдение закона как королем, так и дворянами было краеугольным камнем в системе управления королевством. Короли Иерусалима, как это имело место в случае со всеми средневековыми властителями, правили и как монархи, и как феодалы. При этом реальная власть имела своим источником феодальные отношения. Знаменательно, что, в то время как во всех официальных документах короли титуловали себя rex или rei (написанные на французском языке акты появляются с 1211 г.), в юридических договорах обычно используется термин chief seigneur (главный сеньор). Он ни в коей мере не имел уничижительного значения. Это просто означало, что в рутинных делах управления страной король осуществлял свою власть, находясь на вершине феодальной пирамиды. Сеть феодальных связей и зависимостей образовывала каркас государства и общества, и право правителя на доминирование в этой структуре было основой его реальной власти.
Власть не была абсолютной и деспотической. Ее характер зависел от того, в какой мере удавалось добиться гармонии противоположных интересов короля и его вассалов. Институциональным инструментом, с помощью которого можно было добиться сотрудничества, а в иных случаях он мог стать и угрозой политике короля, была встреча короля и его прямых вассалов – главных владельцев ленов – в королевском суде Curia regis, названном крестоносцами Haute Cour (Верхняя палата). Каждое новое правление начиналось со встречи короля со своими вассалами в Верхней палате. Связи феодального вассалитета, которые согласно закону переставали существовать с исчезновением одной из договаривающихся сторон (в этом случае речь шла о почившем короле), восстанавливались вновь после принесения клятвы верности и совершения оммажа. В исключительных случаях, когда было неясно, кто может стать наследником трона, для решения вопроса еще до коронации собиралась Верхняя палата, которая устанавливала легитимность претендентов.