Короли локдауна
Шрифт:
С одной стороны, я был рад, что Татум теперь знала правду о Невыразимых, о Глубокой глотке и о том, что она чуть не сделала со мной. Но, с другой стороны, я знал, что эта информация только снова причинила ей боль. И мне уже надоело причинять ей боль все это гребаное время. Но я был таким. И если я поддамся своим эгоистичным желаниям преследовать ее, то я знал, что только причиню ей боль снова. И снова. И снова.
Именно это и делали О'Брайены. И как бы мне ни нравилось притворяться, что я не О'Брайен, и цеплялся за свою фамилию Роско, как за спасательный круг, я знал, что это чушь собачья. Мой отец был
Это была моя ночь с Татум в моей комнате, но даже после нашего небольшого разговора по душам я не собирался спать с ней. Отчасти причиной были мои оскорбленные чувства и затаенный гнев из-за того, что она наговорила мне раньше. Но это было больше из-за нас с ней и всего того, чем она никогда не собиралась быть для меня.
У меня был включен телевизор, по которому показывали повторы «Ходячих мертвецов», но больше всего моего внимания привлекал набросок, который я рисовал, запечатлевая, как выглядела Татум под проливным дождем. Этот затравленный взгляд в ее глазах, который говорил о том, что она боялась, что действительно была здесь одна, то, как ее рубашка прилипла к коже, а капли дождя стекали с волос. Черт, эта девушка слишком сильно занимала мои мысли. Не то чтобы я очень старался выбросить ее из головы. Сидеть в одиночестве и рисовать ее все это чертово время тоже не помогало. Я также уделял слишком много внимания ее рту, особенно учитывая тот факт, что я ни за что на свете не собирался целовать его.
Раздался стук в дверь, и я хмыкнул, не отрывая глаз от своей работы, прикрыв ее глаза тенью, когда дверь распахнулась и настоящая девушка прочистила горло.
Я замер, борясь с желанием захлопнуть альбом. Наверное, мне следовало догадаться, что это будет она, но я был слишком сосредоточен на том, что делал, чтобы думать об этом.
— Привет, — сказала Татум, нерешительно остановившись в дверях.
По вечерам я обычно тусовался со всеми в гостиной, так что на самом деле ей не приходилось приходить и выгонять меня из постели ни в одну из ночей, когда она должна была спать со мной до этого момента.
Я опустил альбом для рисования к себе на колени, мой большой палец все еще зажимал открытую страницу, когда я посмотрел на нее.
— Я не буду кусаться, если ты не попросишь меня об этом, детка, — поддразнил я. — Ты можешь войти.
Она закатила глаза и вошла внутрь, закрыв за собой дверь.
— Ты рисуешь?
— Эскизы татуировок. — Я беспечно пожал плечами, и ее глаза загорелись любопытством.
— Можно посмотреть?
Черт, я должен был это предвидеть.
— Нет, — ответил я, опираясь на свою репутацию мудака, чтобы не попасться. Татум прищурилась, глядя на меня, и я разочарованно фыркнул. — Черт, если ты собираешься плакать из-за этого, тогда иди сюда, — сказал я, подзывая ее движением подбородка и выключая телевизор.
Она
Я не потрудился натянуть футболку, и мои темно-красные спортивные штаны сидели низко на бедрах. Я прижал большой палец к уголку рта, чтобы скрыть ухмылку, когда ее взгляд опустился на мой пресс.
Возможно, у меня и были свои причины держаться от нее подальше, но, когда она вот так смотрела на меня, я не мог удержаться от желания подловить ее.
— Знаешь, на самом деле нет необходимости все время быть придурком, — пробормотала она, подходя и вставая надо мной.
— Эта мысль никогда не приходила мне в голову, — поддразнил я. — Но что именно я буду делать остаток дня, если не сделаю этого? Мое единственное настоящее хобби — быть мудаком.
— Ты прав, тебе определенно было бы нелегко заполнить все это время чем-то другим. Может быть, ты мог бы заняться вязанием? — Предложила она.
— Хм, неплохая идея, — ответил я, проводя рукой по подбородку. — Я как раз не знал, что подарить Сэйнту на Рождество, но если бы я умел вязать, то связал бы ему целую коллекцию носков с петухами, которые подойдут к любому его наряду.
Она фыркнула от смеха, и я ухмыльнулся ей, когда эти большие синие колодцы переместились на альбом для рисования в моей руке, который я прижал к груди, чтобы она все еще не могла его увидеть.
Я похлопал по месту рядом со мной на кровати, и она медленно переместилась на него, устраиваясь рядом со мной, стараясь не прикасаться, когда она поджала ноги под себя и прислонилась к изголовью кровати. Сэйнт переодел ее в маленькое черное платье-свитер, которое задралось до бедер, когда она устраивалась поудобнее, и я позволил себе посмотреть, хотя, вероятно, не должен был этого делать.
Я небрежно протянул альбом, держа его открытым на странице с первым орлом, и она взяла его нетерпеливыми руками, ее глаза загорелись, когда они упали на рисунок.
Она ничего не сказала, ее губы приоткрылись, когда она провела пальцем вниз по странице рядом с птицей, как будто хотела прикоснуться к ней, прежде чем ее взгляд переместился на рисунок на следующей странице, который был немного другим. Слабый запах сигарет пропитал страницы, и он окутал меня, когда она переворачивала их, заставляя мой желудок сжиматься от мыслей о моей семье.
— Киан… — Выдохнула она, ее глаза были прикованы к эскизам, как будто она не могла не впитывать тонкие различия от одного изображения к другому. — Это… Я имею в виду, они невероятны.
Я пренебрежительно хмыкнул, перегнувшись через нее, чтобы указать на правое крыло орла, которое она в данный момент изучала.
— Угол здесь совсем неправильный, что-то не так с затенением, — создается впечатление, что солнечный свет падает на его нижнюю часть тела или что-то в этом роде. — Я переместил палец на того, что ниже. — Этот приблизился к цели, но что-то в нем неправильное, он слишком безмятежный, слишком спокойный…
— Я думаю, что они все прекрасны, — пробормотала она в знак несогласия, и я прекратил критиковать свою работу, просто глядя на нее.