Короли побежденных
Шрифт:
Дверь открыл слуга, хорошо одет, вышколен, непроницаемое лицо.
— Что вам угодно, сударыня? — сразу заметил более чем скромный плащ.
— Я бы хотела поговорить с хозяином наедине.
— Проходите, я доложу.
В передней он взял у нее плащ и повел, освещая путь подсвечником с двумя свечами. Мэй видела, как отражается пламя в старинной мебели, как скользит по гобеленам редкой работы. Ноги тонули в ковре. Не в простом, вроде того белого, какой лежал у нее в спальне, нет, этот был темно-малиновый с павлинами. За такой,
В кабинете слуга указал ей на кресло:
— Обождите здесь, сударыня. Я доложу.
Она снова огляделась. Стены затянуты темно-красным штофом. На стенах картины. На каминной полке часы: ороку, хранитель счастья — золотой зверек с телом котенка и головой дракона, — перевесившись вниз, пытается ухватить лапкой стрелку. Эрвинд научил ее разбираться в хороших вещах, и она понимала, что выглядит сейчас «вороной, залетевшей в барские хоромы». Но отступать поздно.
Неслышно отворилась дверь в глубине кабинета. Вошел юноша лет восемнадцати-двадцати в зеленом бархате — видимо, секретарь.
— Добрый вечер, сударыня. Чем могу вам помочь?
— Я бы хотела поговорить с хозяином дома.
— Я вас слушаю.
— Я бы хотела поговорить лично с хозяином.
— Но мы одни здесь.
— То есть, его сейчас нет дома?
— Мне кажется, мы не понимаем друг друга. Он — это я, и никаких других хозяев в этом доме нет.
— Вы — Рейнольд, сын Ойсина?
— Он самый, — подтвердил юноша без тени улыбки.
— Ой, простите! — Мэй не выдержала и прыснула, зажимая рот рукой. Слишком силен был контраст с «разочарованным в жизни старым холостяком».
«Что я делаю? — подумала она с ужасом. — Только разозлю его!»
— Простите меня, господин Рейнольд, — произнесла она умоляюще.
— Пустое, я понимаю, что вы смеялись не надо мной, а над собой. Так чем же я могу быть вам полезен?
Мэй снова взглянула на него, на этот раз повнимательнее, благо вуаль позволяла. Лицо тонкое, бледное, губы сладкоежки. Не самый приятный собеседник. Она сказала самым кротким, самым любезным голосом:
— Мне нужны деньги.
— Это случается, — ответил он, мило улыбаясь.
— Срочно.
— Тоже нередкий случай.
— Двадцать тысяч марок.
— А вот это уже случается реже.
Они взглянули друг другу в глаза, прикидывая силы. Если бы они были молодыми псами, то уже носились бы наперегонки, покусывая друг друга за уши.
— А что вы хотите дать мне в залог?
— Земли. Имение, в год приносит тысяч двенадцать-пятнадцать дохода.
— И на какой срок?
— На пять лет.
— А проценты?
— Четыре, — сказала Мэй бархатным голосом.
— Ну простите. — Он развел руками. — На таких условиях таких денег у меня нет.
— Даже для меня? — Она подняла вуаль.
Если он и удивился, то не подал виду. Знаменитое асенское самообладание было здесь доведено до совершенства.
— Даже для вас, Ваше…
Она осмелилась
— Давайте не будем называть имен здесь.
— Здесь можно называть любые имена. — Рейнольд улыбнулся чуть снисходительно.
Она упрямо покачала головой:
— Хорошо. Вы сказали, что на таких условиях у вас нет денег. Назовите ваши.
Он в задумчивости потер рукой подбородок:
— Видите ли, Ваше Величество, я думаю, с моей стороны было бы ошибкой вести дела с вами. Если об этом узнают некоторые из моих клиентов…
— В Империи?
— Да, в Империи, — спокойно подтвердил ростовщик. — У них возникнут справедливые опасения. Все это может нанести ущерб семье. Так что вы должны меня правильно понять.
— Ну да. — Мэй попыталась скрыть досаду, но ей это плохо удалось. — Так как я королева, о моей чести речь не идет в принципе. Речь может идти о чести Лайи. В этом году исполняется сто лет со дня поражения при Хейде. Вы, я надеюсь, об этом помните? Что подумают о нас тарды, если мы не отпразднуем эту дату по-настоящему?
— А вот это, признаться, меня совершенно не волнует.
— Из-за таких, как вы, мы проиграли войну.
— Ну, знаете, меня тогда еще на свете не было. Впрочем, если бы я участвовал в войне, она была бы проиграна гораздо быстрее.
— У вас будут все возможности в ней поучаствовать, если вы не дадите мне денег.
— Послушайте-ка, не предсказывайте мне страшное будущее. Кто-то давно сказал: «Конец у нас у всех один, но пути, которыми мы к нему идем, до боли разные». Я не мешаю вам, вы не мешаете мне.
Она ожидала чего-то подобного, не ожидала только, что так отреагирует. Обида, глупая, бессмысленная, затопила Мэй.
«Если продать перстень…» — снова вспомнилось ей. Боги всеблагие! Разве она хочет чего-то дурного?! Быть женой Эрвинда, носить его детей не со страхом, а с радостью, каждое утро накрывать для него стол, а каждый вечер — стелить постель. А вместо этого она не может пройти с ним по улице, взявшись за руки. И ладно, она не против, она сама выбрала эту судьбу (хотя из чего ей было выбирать?), она согласна и дальше кривляться на потеху тардам. Только не надо стоять перед ней с таким довольным, с таким полным достоинства лицом, не надо указывать ей ее место. Особенно теперь, когда Эрвинда едва не прикончили, если не из-за этого проклятого аристократа, то ради него!
Эрвинд Старший говорил ей когда-то: «Если не сможешь сдержать свои чувства, а ты еще долго не сможешь, хотя бы используй их для дела». И она использовала, благо точка приложения была неподалеку.
— Послушайте-ка и вы. — Она изо всех сил сдерживала дыхание, поэтому фразы были короткие, словно обрубленные топором. — Вы еще не Диант. Вы ничем никогда не жертвовали, так откуда же у вас право плевать в лицо всем подряд?
— Но также и не ваш приятель, милая барышня, чтобы развязывать кошелек по первому вашему знаку.