Корона когтей

Корр Кэтрин

– Может быть, в этом что-то есть. Я посмотрю, что смогу выяснить.

Очередной порыв ветра приносит с собой капли дождя. Позади нас, на севере, собираются темные тучи. Массивная гранитная громада Серебряной Цитадели, ее башни и стены еще пару мгновений поблескивали на солнце, прежде чем погрузиться во мрак. Я вздрагиваю и поворачиваю лошадь обратно.

На следующее утро я готовлю список дворян – в котором абсолютно точно нет дочери леди Крамп, – которые могли бы заменить Летию на посту моего клерка. Но сегодня, скорее всего, времени на собеседования не будет. Скайн собирается на обсуждение критического положения в Селонии, и вскоре после завтрака я должна буду одеться по этому

случаю. Надев перчатки, чтобы защитить свою кожу от моей обжигающей силы, Фрис помогает мне облачиться в серое парчовое атласное платье, такое же мрачное, как и мое настроение. Когда ряд пуговиц, извивающийся вниз по моей спине, застегнут, а волосы заколоты, Летия надевает мне на шею ожерелье монарха. Золотые звенья из замысловато тисненых переплетающихся петелек изображают изогнутые шеи лебедей. Она заколола мои черные волосы и надела мне на голову золотой обруч, украшенный огненно-красными драгоценными камнями, которые символизировали власть. Ожерелье тяжелое и давит мне на грудь, а обруч немного тесноват; это трофей из предыдущего правящего дома, и обруч не был сделан лично для меня. Но я твердо решила носить эти украшения. Сегодня мне нужно, чтобы все точно помнили, кто я.

Мы с Ароном встречаемся в зале для аудиенций, который находится между нашими покоями, и направляемся в тронный зал. Гул голосов Скайна – и только Скайна, так как галерка закрыта, – затихает, когда мы входим и направляемся к помосту в конце комнаты. Арон подводит меня к богато украшенному резьбой и позолотой трону, прежде чем сесть рядом со мной; короли и королевы Соланума всегда правили парами, и здесь достаточно места для нас. Ниже расставлены стулья для защитников, а дальше – поменьше и пониже – стулья для членов Собрания. Это, может быть, и совет, но не встреча на равных.

Я киваю четверым присутствующим защитникам. Двадцать восемь членов Собрания во главе с лордом Семпером Корваксом занимают свои места после защитников. Но есть еще два пустующих места и два незнакомца, застывшие рядом. Одного я узнаю: Верон, мой партнер по фехтованию двухдневной давности. Другой очень похож на него – хотя выше, немного стройнее и моложе, думаю, ровесник Арона, – должно быть, его брат. Они уставились на меня, и я вспоминаю, что никогда не называла ему своего имени.

– Ваши Величества, почтенные защитники, лорды и леди Собрания, – лорд Корвакс снова встает. – Позвольте представить вам лорда Верона Гардьен из Гира, и его брата лорда Валентина, оба из дома Фалько Гир. Их Светлости недавно бежали из Селонии.

Селонийские дворяне кланяются Арону и мне, низко опускаясь, вытягивая руки назад в имитации крыльев, – правильный жест при первой встрече с правящим монархом, и неуверенно оглядывают стол, направляясь к пустым стульям. Они едва успевают устроиться на своих местах, как Патрус из Бритиса встает.

– Я надеюсь, лорд Корвакс объяснит нам всем, почему посторонние были приглашены в качестве свидетелей Скайна без предварительного разрешения защитников?

– Они здесь потому, что я пригласил их, милорд из Бритиса. – Арон скрещивает ноги и холодно глядит на Патруса, презрительно приподняв бровь. – Мне кажется, нет смысла обсуждать то, что произошло в Селонии, не выслушав тех, кто там присутствовал, не так ли?

Патрус краснеет, бормочет что-то неразборчивое и затихает.

– Если ни у кого больше нет комментариев, – я обвожу взглядом присутствующих, надеясь, что выгляжу так же уверенно, как Арон, – предлагаю позволить нашим гостям высказаться. Я бы хотела знать, как это произошло. В докладах из Селонии до солнцестояния не было сказано ни о каких слухах о восстании.

Верон встает и кивает Арону.

– Я должен поблагодарить Ваше Величество за эту возможность и еще больше за то, что вы предоставили нам убежище, лекарства и еду. Некоторым из моих людей повезло меньше: они бежали в страны, которые мы

считали своими друзьями, но оказались не приняты.

– Ваши люди? – спрашивает Арон. – Вы претендуете на лидерство?

– Да, к сожалению, – из-за эмоций акцент Верона усиливается. – Как я понимаю, мой кузен, король, и вся его семья были казнены. Даже дети были утоплены в озере перед дворцом…

Он отворачивается, но я вижу, как на его сжатых руках выступают жилы.

– По праву трон Селонии, или точнее, то, что от него осталось, принадлежит мне. Меня не было при дворе, когда вспыхнуло восстание, но присутствовал мой брат. Если вы позволите ему выступить перед вами… – Арон согласно кивает, и Валентин встает.

– Что ж… – он прочищает горло и проводит пальцем под воротником туники. – Думаю, все началось с голода. Урожай в этом году был плохой, даже хуже, чем в прошлом. Была… – он поворачивается к брату и произносит какое-то слово на селонийском.

– Зараза? – предлагает Верон.

– Да. Зараза была на том, что вы называете вощеной пшеницей, урожай, на который полагаются бескрылые. Стало известно, что некоторые дворяне, в том числе члены королевской семьи, собирали вощеную пшеницу, чтобы продать ее за границу. Но затем рано наступила зима, выпал снег, и цены на древесину в городах…

– Какой в этом смысл? – Тэйн из Фениана рычит, хлопая себя ладонью по бедру. – Бескрылые всегда страдают. Это их удел. Вы здесь, чтобы рассказать нам о восстании и страданиях людей благородной крови.

Валентин вспыхивает.

– Вы не поняли, милорд. Страдания бескрылых привели к страданиям дворян. По крайней мере, – он бросает взгляд на брата, – я так думаю. – Он делает паузу, но Верон молчит. – Все же, раз вы хотите, я расскажу вам только факты. Люди начали умирать от голода в большом количестве. Те, кто не умер от голода, погибали от мороза. Смертей было так много, что кладбища забились, и тела оставляли на улицах. Разразилась чума. И среди всех этих страданий король… – он слегка посмеивается. – Король отправился в свое зимнее убежище и оттуда издал приказ о повышении налога для бескрылых.

– Налога? – спрашиваю я. – Чтобы оказать помощь бедным?

– Нет. Чтобы они платили за брак своего старшего сына.

Бесчеловечность и глупость такого поступка должны быть очевидны даже для самых тупоголовых из собравшихся здесь дворян; когда я оглядываю Скайн, большинство смотрит в пол.

– И что же произошло? – тороплю я. – Полагаю, были протесты против этого налога?

– Гораздо хуже, – Валентин слегка поворачивает голову, как будто внезапно замечает темных стражников, стоящих по краям комнаты. – Королевские гвардейцы – сами бескрылые, несмотря на свое привилегированное положение, – повернулись против правителя, который так мало заботился о подобных им. Они начали восстание. И оттуда… – он делает глубокий вдох. – То, что начиналось как стремление к справедливости, быстро превратилось в жажду мести. Ярость бескрылого большинства, когда она наконец обрушилась на нас, не удалось сдержать. Ходят слухи, что представители за пределами Селонии поощряли худшие бесчинства толпы. Так это или нет, но большая часть страны была в скором времени напоена кровью. Мы едва спаслись.

Валентин садится.

Интересно, ждет ли такое будущее и нас, если мы не предпримем мер, чтобы его предотвратить.

Арден из Дакии качает головой.

– Летающие правят; бескрылыми управляют, – цитирует он законы. – Так было всегда, а в Селонии их ничуть не меньше, чем у нас. Бескрылые прячутся после первого же нашего прикосновения. Я не понимаю, как селонийская знать позволила подобному случиться.

– Вы не слушали, лорд Арден? – рявкаю я. – Да, мы можем сжечь бескрылых одним прикосновением пальца. Но они превосходят нас числом. Если мы потеряем верность тех, кого используем в качестве стражников, если бескрылые готовы умереть за свою свободу…