Корона на троих
Шрифт:
– Да уж, с росомахами не посмеешься, - вставил Арминтер.
Тадеус согласился:
– Верно. Над росомахами нельзя смеяться, они от этого сатанеют.
– А я говорю, он отрубил ему голову мечом - и все, - объявил Фернанд.
– И не было там никаких офигенных росомах.
– Ну и ерунду ты говоришь. Его мучили шесть месяцев, а он смеялся над ними, - оборонялся Тадеус.
– За исключением росомах.
– Отрубил ему голову, объявил себя королем, а потом уложил его дочку
– И никто никого не мучил.
Старый Беризариус внес предложение:
– Ладно тебе, ведь в точности неизвестно, что он делал с бедной королевой Артемизией. Ее он, может, малость и помучил.
Арминтер согласился:
– Ну, это естественно: мужик всегда мучает свою жену.
Тадеус тоже согласился:
– Я думаю, это нормально для тех, кто может позволить себе такое дело. Им не надо беспокоиться, убрано ли в доме и приготовлен ли ужин.
– Ха, - процедил Феранд сквозь зубы.
– Ты бы уж помучил своих жен, ежели бы возможность была.
– А вот и нет, - обиделся Беризариус.
– Мы не кучка горгорианских варваров.
– Он оглядел остальных, ожидая поддержки.
Наступила испуганная тишина.
– Про жен не скажу, но я не стал бы отрубать голову ее отцу, - наконец произнес Тадеус.
Арминтер запротестовал:
– Но ты же сказал, что Гудж и не делал этого, а только мучил старого короля шесть месяцев.
– Мучил, мучил! Вы меня совсем запутали. Он мучил Фумитория шесть месяцев, а потом он отрубил ему голову!
– Чего? Кто отрубил Гуджу голову?
– Это Гудж отрубил голову Фумиторию!
– А раньше ты говорил не так.
– Нет, так.
Данвин начал терять нить разговора.
– Он отрубил голову Гуджу и тогда, значит, женился на Артемизии?
– Правильно. Чтобы мучить свою жену.
– Кто же женится на Фумитории, мучителе женщин?
– Он не мог жениться на Артемизии: она его дочь.
– Дочь?
– Верно, поэтому Гудж и обезглавил Фумитория: чтобы жениться на его дочери.
– А о чем ты только что говорил?
– Когда?
– Про свою жену, о мучениях.
– Какие мучения? Я же не женат.
У Данвина голова пошла кругом. Он решил, что на сегодня хватит, и направился в маленький пивной бар при гостинице. Селение Вонючие Ягоды было слишком маленьким, свечной лавки никто не держал, и жена содержателя гостиницы Арметта раз в неделю варила воск и продавала свечки прямо на кухне.
В баре за одним из трех больших столов сидел незнакомый мужчина. Данвин вежливо поклонился и стал высматривать Арметту.
В следующий момент женщина вышла из кухни с кувшином эля в одной руке и глиняной кружкой в другой.
– - Пиво прекрасное. Пейте! Мой муж - лучший пивовар в тутошних горах!
– На ее лице расплылась широкая улыбка.
Арметта все делала широко.
Данвин помахал ей:
– Привет! Одо послал меня за свечами.
Путник, наливавший пиво в кружку, повернулся, чтобы посмотреть на Данвина.
Неожиданно он вытаращил глаза и чуть не разбил кувшин.
– Свечи?
– Арметта нахмурилась.
– Верно, дюжину свечей.
– Это стоит два медяка.
– Я даю три, - ответил Данвин, смутно понимая, что следует торговаться.
Женщина фыркнула:
– Заметано, - и протянула руку. Данвин пересыпал медяки в ее ладонь.
– Сейчас принесу, подожди.
Арметта проплыла на кухню, а путник все пялился на Данвина, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. Наконец мужчина сделал приглашающий жест:
– Присаживайся, паренек.
Данвин заколебался.
– Садись, - повторил незнакомец, указывая на стул рядом с собой.
Данвин медленно сел.
– Как тебя зовут?
– Данвин.
Путник нахмурился.
– Это гидрангианское имя или горгорианское?
– Понятия не имею. Но оно мое, и точка.
– Путник продолжал разглядывать его, и Данвин добавил:
– А как вас зовут?
– Фрэнк.
– Это гидрангианское имя?
– Да, - резко ответил мужчина.
По его тону Данвин догадался, что сказал что-то не то. Извинение могло прозвучать совсем уж бестактно, поэтому он протянул:
– О-о!
Путник снова вытаращил глаза, и Данвин заерзал на стуле.
– Ну, - сказал он отчаявшись.
– Вы откуда-нибудь отсюда?
– Нет, - ответил человек, назвавший себя Фрэнком.
– А ты?
– Да, я да.
Путник усмехнулся:
– Ты поразительно похож на одного человека.
– Правда?
Мужчина кивнул - медленно, один раз.
– А это хорошо или плохо?
– Не знаю. Но, может, вы родственники?
– Сомневаюсь, - неприветливо буркнул Данвин.
– Да? А у тебя есть семья?
– Небольшая.
– А кто твои родители?
– Мой отец - Одо, он пастух. А матерью была Одри, овечка.
– Вечка?
– Овечка. Овца.
Потрясенный Фрэнк не верил своим ушам:
– Твоя мать - овца?
– Была. Она давно уже померла.
– Но ты не похож на овцу.
Данвин передернулся.
– Я пошел в отца.
Фрэнк помялся.
– М-м. По-моему, люди и овцы не могут, м-м, сопрячься.
– Не могут что?
– Я говорю, овца не может родить человечье дитя.