Корона Ордынской империи, или Татарского ига не было
Шрифт:
«Официальная история монголов» составлялась, повторим, тоже после свержения монголо-татарской династии Юань, к тому же в спешном порядке — это отмечает и В. П. Васильев, и Ч. Далай, халха-монгольский историк (МНР) ( 111, 23–27). И, естественно, «официальная история монголов» составлялась на китайском языке, так как, повторю, «авторы не знали монгольского языка» (там же, 170).
И на халха-монгольском, и маньчжурском языках эта «официальная история монголов» («Юань ши») была издана китайцами только в 1644 г., «ксилографическим способом в 600 комплектах» (там же, 23). Заметим, что в Европе перевод «Юань ши» начал осуществляться
Обратим внимание еще на некоторые малоизвестные, но существенные факты, которые в корне противоречат легенде «об этнических монголах Чынгыз хана»: Л. Н. Гумилев, как уже упоминалось, не пытаясь опровергать как-то точку зрения В. П. Васильева о происхождении Чынгыз хана от этноса средневековых татар и о происхождении и значении названия «монгол», отмечает:
«Племенное название «мэн-гу» (монгол) очень древнего происхождения, но встречается в источниках очень редко, хотя отнюдь не смешивается с «дада» (татарами)» (выделено мной. — Г.Е.) ( 31, 412).
В. П. Васильев, к трудам которого отсылает нас Л. Н. Гумилев, поясняет, на каких реальных фактах основана китайско-персидская легенда об «этнических монголах»:
«Мы не можем пропустить темнаго рассказао вражде цзиньцев с монголами или мэнъ-гу, мэнъ-ву, но не теми, которые являются под владычеством Чингиз хана. Официальная цзиньская история не упоминает ни слова об этом происшествии» (выделено мной. — Г.Е.) ( 17, 79).
По мнению академика, « это происшествие» намеренно не указано также и в Юаньской истории [107], и согласно другим источникам, «минъ-гу, мэнъ-у или мэнъ-гу-сы, жили на север от ньючженей (низовья Амура. — Г.Е.); они были отважны и искусны в сражении, делали латы из рыбьих шкур, которых не пробивали стрелы» ( 17, 79).
«В 1136 г. цзиньский император послал против них темника Хушаху», «мэнгу, погнавшись за ним, разбили его около Кайлина (1139 г.)» (там же).
Цзиньцы заключили с ними в 1147 г. мир, «начальник мэнгу величал свое владение именем Великаго Мангускаго Царства, а потом принял титло Цзу-юань Хуанди и дал своим годам название правления Тянь-синъ» (там же, 79–80). А потом, как мы знаем из донесения китайского военачальника, этот народ был истреблен чжурчженями (там же, 219) — основателями империи Цзинь, которая была разгромлена позже татарами Чынгыз хана.
«Дан-цзинь-го-чжи» утвердительно говорит, что народ мэнъву жил на северо-востокот чжурчженей, и что это совсем не тот, который сделался после известен под именем монголовъ, которые жили на северо-западе. Таким образом, народ мэнъву был тоже маньчжурский [108]; он обитал на устье Амура(выделено мной. — Г.Е.), где мы и ныне находим имя мангуны, сколько известно из рассказов путешественников, говорящие маньчжурским языком, а слово мэнгуозначает на их языке реку, и однородно с современным маньчжурским словом мукэ» (там же, 80).
Как мы видим, предки легендарных «древних этнических «монголов» до сих пор проживают, вернее, проживали еще в 1859 г. в низовьях Амура,
Но вот что важно отметить.
В тот период, когда согласно китайско-персидской легенде, предки «этнических монголов» примерно в середине XII в. стремились создать Мэнгульское государство, но неудачно — «помешали зловредные татары» ( 31, 425, 428–429, 436), действительно, происходило нечто подобное на Дальнем Востоке: мужественный народ менгу (или мэнву), сражаясь с цзиньцами, отстаивали свое молодое государство.
Но эти менгу, в конце концов, были истреблены, даже даты совпадают, совпадают и некоторые события, но совершенно другие имена и этническая принадлежность действующих лиц, чем в китайско-персидской легенде. Другие районы и другие участники боевых действий против Цзиньцев.
И главное противоречие легенды китайцев и персов с реальной историей в том, что у народа мэнгу не было «Темучина» — Чынгыз хана, а был он у народа татар и «родился в одном из его улусов» ( 17, 80, 159, 161, 219).
В. П. Васильев поэтому и поясняет, что именем чужого, обитавшего более чем за три тысячи километров от них на северо-востоке мужественного народа «Темучин» и его соратники назвали свою зарождающуюся державу, чтобы ошеломить беспощадного и смертельно опасного для них врага, империю Цзинь, своим появлением совершенно с другой стороны, с запада, где и было «первое поприще успехов Чынгыз хана» и обитал в основном его родной народ.
Как видим, факты изложенные в китайско-персидской легенде, сочиненной в XIV в., находят частичное подтверждение, только в отличие от легенды, враги цзиньцев, менгу — это совершенно другой народ, и у них даже не тюркские, как видно выше, и не халха-монгольские имена.
Обратим внимание, что в персидской легенде, сочиненной с помощью китайцев, у народа мингу тюркские имена (например, «прадед Чынгыз хана Хабул хан» ( 31, 431) [109]) — по вполне понятным причинам. Персам и китайцам необходимо было дать действующим лицам своей легенды именно тюркские имена, так как выдуманное ими племя якобы «этнических монголов» (на самом деле средневековых татар), было тюркоязычным, и этот факт во время составления «летописей» являлся очевидным для большинства.
Отметим, что Л. Н. Гумилев был вынужден изложить приведенные выше события XII в. с участием народа менгу именно в интерпретации персов и китайцев, в соответствии с «общепризнанной точкой зрения», основанной на китайском «Сказании…» и данных «Сборника летописей» Рашид ад-Дина (там же, 419–434).
Но работы Л. Н. Гумилева ценны для нас не тем, что в них вынужденно повторяются «общепризнанные» постулаты. А тем, что труды Великого Евразийца содержат множество сведений, сопоставлений, указаний на источники, которые помогают критически оценить изложенную в китайской, и продублированную с незначительными изменениями в персидской легендах «официальную версию» истории монголов. И как совершенно правильно замечает Л. Н. Гумилев, авторы средневековых источников, использовавшие данные легенды, «не хотели сообщать правду, и историки, доверяя им, сконструировали «ложную историю монголов» ( 30, 221). К данному выводу, который сам Л. Н. Гумилева, оценил для как «весьма важный», а также к его фундаментальному труду, мы вернемся во второй части данной работы.