Корона Ста Королей

Хиггинсон Рейчел

— И ты уже знаешь, что я старше девяти. Каково твоё лучшее предположение?

— Семнадцать.

Я проглотила разочарование от его идеального ответа.

— Полагаю, твоя догадка достаточно близка, — сказала я ему.

Его ответная улыбка сказала мне, что он верит в свою победу. Что, я полагаю, он и делал.

— А сколько тебе лет?

— Нет, ты должна догадаться. Это правила игры.

Мой взгляд скользнул по нему, заметив, как он прищурился, и как растянулась на его лице улыбка. Я объясняла загар на его гладкой коже, временем на солнце.

У него была густая шевелюра и все зубы, грубая щетина на подбородке. В нём чувствовалась какая-то усталость от мира, но в то же время молодость, жизнерадостность и игривость, которые я старалась не замечать.

Он напоминал мне кого-то, и от этого сходства у меня болезненно сжималось горло, потому что этого не могло быть. Они не были одним и тем же человеком. Этого не может быть. Мальчик, которого я себе представляла, сейчас правит королевством. А Аррик был вне закона. Но эти голубые глаза были точной копией призрака моего прошлого, призрака, который должен был стать основой моего будущего.

Наконец я взглянула на его руки. Они обхватывали кожаные поводья, длинные и крепкие. Молодые руки. На них не было ни морщин времени, ни шрамов от многих сражений, хотя они были обветренными и мозолистыми, что свидетельствовало о тяжёлой жизни.

— Двадцать три, — предположила я.

Он кивнул.

— Близко. Двадцать.

— Двадцать!

Он рассмеялся.

— Разве я выгляжу старше?

— Гораздо, — заверила я его.

Его возраст… Три года отделяли меня от мальчика-принца. Теперь между мной и Арриком такое же расстояние. Но это было невозможно. Простое совпадение. Магия из Кровавого Леса. Я проглотила свои подозрения, скрывая свою реакцию за поддразниванием.

— Я бы предположила, что пятьдесят зим, если бы не боялась оскорбить твоё самолюбие.

— Теперь ты просто жестока.

Я улыбнулась, потому что он был прав.

Мы ехали в приятном молчании несколько минут, прежде чем он сказал:

— Восемь лет ты жила без лошадей, и всё же ты, очевидно, хорошо управляешься с этой. Ты часто ездила верхом раньше?

— Перед монастырём. Да, у нас были лошади. Раньше это было моим любимым занятием.

— Что ж, ты произвела на меня впечатление своим мастерством, незнакомка. Я хвалю тебя за то, что ты осталась с нами, хотя и знаю, что тебе больно.

— Вы сопровождаете меня, Командор. Другого выхода нет.

Я услышала улыбку в его голосе, хотя и продолжала смотреть прямо перед собой.

— Я никогда не слышал, чтобы монахи принимали сирот. Это обычай в Хеприне?

Я прикусила губу, понимая, что сказала слишком много. Монахи не принимали детей, особенно девочек, если они не были посвящены в орден. Чего я явно не делала.

— Нет, это не обычай. Я была особым случаем. Верховный жрец знал мою семью. Он согласился вырастить меня из чувства долга перед ними. — И державой. Но я знала, что лучше не говорить эту частицу правды вслух.

— И ты была единственной женщиной среди них?

— Единственной, — я перевела

взгляд на него. — И единственным человеком, которому позволено говорить вслух. Храм Вечного Света — это безмолвный орден.

Его рот открывался и закрывался, пока он пытался что-то сказать.

— Совершенно безмолвный?

— Совершенно, — засмеялась я. — Ваша повстанческая армия — это самое большое количество голосов, которые я слышала за долгое время. Больше, чем боль в спине, меня беспокоит боль в голове от их постоянной болтовни.

Он покачал головой.

— Восемь лет молчания. Я даже представить себе не могу.

— По правде говоря, я думаю, что братья начали считать меня полезной. Пока они оставались верны своим клятвам, они заставляли меня торговаться с торговцами с рынка и женщинами, которые делали их одежду. Я могла общаться с ними способами, которые иначе были бы для них невозможны. Я не уверена, что они будут делать теперь, когда у них нет бродячей сиротки, чтобы высказать своё очень скромное мнение.

Я наслаждалась его тихим смешком. Но когда он снова заговорил, то был так же серьёзен, как и прежде.

— Ты, очевидно, была очень ценна для них, если они позволили тебе оставаться с ними так долго. Они протестовали, когда ты решила уехать? — он прищурился, глядя на меня. — А может, они не знали? Ещё один беглец присоединился к моим рядам? Есть ли цена за твою голову, которую полагается заплатить огурцами и помидорами?

— Вряд ли. Я ушла с такими фанфарами, на какие только способен безмолвный монастырь. Братство Молчания, без сомнения, было великодушным хозяином и великодушным учителем, но они знали, что я не останусь с ними навсегда. Я не могла. Я никогда не соглашусь на их клятвы, а женщине запрещено вступать в орден.

— Итак, ты отправилась в Элизию.

— Да, — согласилась я, радуясь, что он, казалось, принял каждую часть моей истории без вопросов. — Наконец-то домой.

— Домой? Так ли это? — его движения снова привлекли моё внимание. Он достал из кармана моё ожерелье. Два сверкающих драгоценных камня мерцали в ярком солнечном свете, танцуя, когда лошадь двигалась вперёд. — Но ведь это цвета Сораваля, не так ли? Синий и серебряный цвета принадлежат гербу Сораваля. У Элизии это белый и золотой.

Мои пальцы чесались вырвать ожерелье из его насмешливых рук. Он задавал слишком много вопросов.

— А откуда ты так много знаешь о королевских цветах?

Аррик склонил голову в сторону армии, окружавшей нас.

— Мои люди прибыли со всех концов королевства. Они всё ещё носят свои цвета из верности нашей миссии, королевствам, которые мы пытаемся спасти от некомпетентного короля и Кольца Теней.

— Ох, — его ответ имел смысл.

И королевские цвета не были редкостью. Но этот проблеск инстинкта вспыхнул снова. Было нечто большее в том, что хотел узнать Аррик. Его вопросы были тщательно продуманы, чтобы успокоить меня. И всё же я чувствовала, что он копает глубоко, ищет ответы, которые я намеревалась скрыть.